Фотограф вёл себя 'профессионально' - терпеливо сидел в засаде, почти не шевелясь, несмотря на дождь и сырость. Вадим вошёл в дом через главный вход, а не через террасу и заметил-то папарацци совершенно случайно - потому что захотел посмотреть на окна дома Кардашевых. Фотограф тоже туда смотрел. Это был тот самый, легко узнаваемый даже на плохом видео человек, которого засняли камеры наблюдения: высокий, очень худой и подвижный, словно складная линейка. Сзади из-под бейсболки торчала тонкая косица. Вадим на всякий случай снял парня на телефон с нескольких ракурсов: и из кабинета, и с лестницы. Ярнику было очень любопытно, откуда фотограф узнал, что в доме Муратова уже больше месяца никто не живёт, как долго сталкер 'промышляет' по участкам в Кольбино, и, разумеется, чем его так привлекли Кардашевы. Жёлтую прессу интересовали Муратов (своими романами и редкими, но впечатляющими драками), Марченко (рэпер частенько бил журналистов, исключительно собственноручно и -ножно, никому не доверяя столь ответственное дело) и Соколов (личность вообще скандальная, известная своими шовинистскими и антисемитскими высказываниями в авторской программе 'Надоело!'). А вот Кардашевым уже давно никто из желтушников не интересовался.

Вадим уже выходил крадучись через дверь на террасе, когда парень застрекотал затвором, шустро покидал вещи в сумку и прыснул вверх вдоль забора. Причина этому стала ясна через несколько секунд: через забор с гневным воплем переметнулся внук художника, парнишка лет восемнадцати. Откуда-то сверху раздался протестующий женский крик. Марина. Подросток только зыркнул через плечо, кивнул Вадиму и помчался за долговязым. Тот ловко перемахнул на соседний участок в углу сада. Вадим переглянулся с мальчиком, и оба, не колеблясь, полезли по выступам на верх каменной кладки. Оба повисли животами на заборе, глядя вслед папарацци, понимая, что шанса догнать длинноногого сталкера у них нет. Фотограф проскочил лужайку перед домом рэпера в два прыжка и скрылся за коттеджем. Там была балка с зарослями и ручьём, за ней трасса. Вадим всё-таки полез через забор, в двух словах объяснил ситуацию выскочившей из дома экономке, прошёлся по балке, выглянул на трассу. Нужно что-то с этим делать, иначе в Кольбино станет совсем небезопасно. В посёлке запрещено держать крупных собак, а жаль.

Подросток (Вадим всё время забывал, как его зовут) висел на заборе. Вопросительно посмотрел, вздохнул, спрыгнул обратно, в сад Рената, отряхнул коленки.

– Вас снимал?
– спросил Ярник.
– Я зайду? Георгий Терентьевич дома?

Парнишка кивнул.

– А Марина Павловна?

Подросток вскинул удивлённые глаза, снова ответил кивком, неохотным. Кардашев встретил их у двери, пожал Вадиму руку, сказал, с улыбкой обернувшись к Марине:

– Я так понимаю, представлять вас не нужно.

Марина вспыхнула, до боли знакомым жестом скрестила руки на груди, опустив голову и 'занавесившись' волосами.

– Не смогли догнать, - покаялся Вадим.
– Опытный сталкерацци. Хорошо территорию знает. Кто-то тут у вас ему сливает. Весь вопрос, где это всё потом выплывет и кто заказал.

– В чём мы провинились?
– развёл руками художник, присаживаясь и приглашая гостя устроиться поудобнее в кресле. Внук Кардашева плюхнулся рядом с дедом, подвинув развалившегося на диване кота, Марина осталась стоять у окна.
– Не звёзды, не богачи. Скандальной славы не чествуем. Дочь моя, бывало, имела... курьёзы, но мы...

– Ну, значит, и волноваться нечего. Может, он фрилансер?
– задумчиво предположил Ярник.
– На определённый таблоид не работает, тычется вслепую. Знает, что здесь по местным меркам известные люди живут, вот и пасётся. Что нароет, то и продаст, если купят.

Игнат хмыкнул:

– Тогда не видать ему лавэ. Ничего такого он не сфоткал. Мы просто в окно смотрели.

– Он и раньше снимал, - нехотя отозвалась Марина.
– Несколько дней подряд... неделю, думаю. Я слышала, просто понять не могла, что за звук... отблеск видела... объектив. Там, - она посмотрела на Вадима, - у вас. Я думала...

– Хозяин дома... слева там сейчас не живёт, - объяснил Ярник.
– Я сам только за документами заехал... Что он мог снять? Подумай.

– Не знаю, - Марина скривилась.
– Как я розы поливаю? Как Игнат шишку набил?

– Эу!
– протестующе крикнул подросток.
– Я просто на руках учился ходить!

– Думаю, мы его спугнули, и он больше не появится, - сказал Вадим.
– Предупрежу охранников у пляжа.

– Что ж, - Кардашев встал с дивана.
– Рад был увидеться, Вадим...? Вадим Максимович. Не спешите, посидите, пообщайтесь. А я - работать.

– Я вам нужна?
– вскинулась Марина.

– Нет, - сказал художник.
– Продолжим завтра, с хорошим светом. Игнат. Игнат! Игнат!!! Иди к себе, делай уроки.

Парнишка скривил недовольную мину, поднялся с дивана, схватил кота под мышку, поплёлся наверх, оглядываясь и переводя взгляд с гостя на Марину. Вадим и Марина остались в гостиной одни.

– Рад?
– спросила Марина от окна.

– А ты как думаешь?
– Ярник в открытую ухмыльнулся.

– Рад и не скрываешь. Зачем? Вадим, зачем?

– Такой я человек: или скрываю до последнего, или говорю всё, как есть. Ты же знаешь!

Марина посмотрела на него в упор, выдержала улыбчивый взгляд, видимо, размышляя над тем, к какой части её фразы относится это его 'Ты же знаешь!', многозначительно подняла глаза в пролёт лестницы, вздохнула:

– Пойдём прогуляемся.

Они вышли в сад и двинулись по хрустящей гравием тропинке.

– Я приезжал и ждал тебя... много дней.

– Я не хочу тебя видеть.

– Ты тоже не изменилась: или молчишь, или рубишь правду-матку. А я не против. Руби. Устал я от лжи.