Шрифт:
– Нет, я пойду, - ответил я, но Карл Леонович остановил меня.
– Ни в коем случае! Поверьте, я угощу вас, Коленька, особенным чаем, - в его глазах я прочёл искреннюю просьбу остаться.
– Побыв немного ещё и составив мне кампанию, вы доставите истинное удовольствие! Я мигом сбегаю к Наденьке!
– и, не выслушав мой повторный отказ, он закрыл дверь.
Я сел на низкий табурет, положив на колени журналы "Наши достижения". Только теперь глаза привыкли к полумраку, и я увидел, что вся комната завалена книгами и папками, а в углу стоит громоздкая подзорная труба.
Кто же этот странный человек?
Мне подумалось, что каждый из потертых томов хранил древние, утерянные миром знания, и Карл Леонович - последний на земле алхимик, он собирал их в своей тайной лаборатории и по крупицам сшивал лоскуты прошлого, чтобы однажды пролить свет, выдать из этой душной кельи великую истину. И, как потом выяснилось, я был прав - пожилой немец действительно заглядывал из этого чулана в неведомые дали.
Старик вернулся довольно быстро. Из носика алюминиевого чайника шёл пар, и комнату наполнил странный, приторно-сладкий аптечный запах.
– Я очень люблю заваривать ягодки калины, - говорил он, разливая по железным кружкам.
– Удивительное растение. Вы слышали про Калинов мост?
– Это сказка, в смысле?
– Да. Я давно открыл для себя удивительный, глубокий мир русских песен, сказок и понял, что славянские народы ещё в древности владели знаниями многих тайн космоса и мироустройства. Калина - от слова раскалить, я понял так, что мост в том предании был горящим, и ягоды калины по осени горят в лесу, как последний предзимний закат...
Я не очень понял, зачем это было сказано, но слова мне запомнились. Наступила пауза, и я взял кружку, поднес к губам, но тут же обжегся и поставил обратно. Я никогда раньше не пользовался железной посудой. Заметив мое замешательство, немец улыбнулся:
– А это просто физика, мальчик мой, замечательная наука! Металл ведь отлично передает жар этого напитка! Я люблю пить из таких кружек, чтобы обжигаться калиновым огнём!
Любой другой на моём месте мог бы подумать, что старик не в себе. Но я понимал, что его надо научиться понимать:
– Вы ученый?
– спросил я, глядя на старую подзорную трубу.
– Не знаю, как лучше ответить, Коленька, - он помолчал.
– Ученые бывают разные, некоторые люди, относящиеся к ним, вызывают у меня восторг и желание прислушаться к их мыслям, но немало и тех, кто имеет высокие степени и награды, при этом суждения их лженаучны и вредны.
– Так значит, вы просто так читаете, занимаетесь, интересуетесь? Из любопытства то есть?
– спросил я и подумал, что задаю много вопросов, словно и вечером я остаюсь корреспондентом на работе. Видимо, это уже вошло в привычку.
– Нет, не только, я ещё и пишу сам. И довольно много пишу.
Я ждал продолжения мысли, но Карл Леонович спросил:
– А вы любите науки, Коленька?
– Честно сказать, в школе легко давались литература, история, языки. А вот когда изучали науки точные и естественные, меня они как-то не интересовали вовсе, - старик располагал к простому и откровенному разговору.
– Скажем так, яблоко упало на голову Ньютону, знаете?
Он тихо засмеялся.
– Так вот, на уроке все обсуждали, какой закон он открыл, а я, услышав эту историю, задумался больше, а съел ли он яблоко потом, или нет?
Карл Леонович сказал:
– У вас особый склад ума, это сразу видно. А познание точных и естественных наук зависит от того, кто и как учит. Нет человека, который не смог бы постичь их, был бы талантливый педагог.
Он пил розоватый чай, морщась от удовольствия и прихлёбывая:
– Да, я собираю познания, и у меня много книг. Но они нужны мне не сами по себе, а только для того, чтобы получить дополнительные знания, факты для моей теории космогенеза.
– Простите, не понял...
– Развития космоса, планеообразования. Я работаю точно по такому же принципу, как, скажем, многие писатели. Когда они пишут исторический роман, то читают не всё подряд, а отбирают именно те крупицы, которые нужны им для конкретного сюжета.
– Ну, у вас здесь собраны не крупицы, а целая библиотека, которой позавидовал бы мой отец!
– Бросьте, что стоят все эти знания, и даже то, что пытаюсь понять я, по сравнению с законами космоса!
– он привстал.
– Если хотите, я расскажу вам.