Купавин возмущенно фыркнул:

– Чем же это интересно! Я лично ничего не заметил. Кто-нибудь хоть слово сказал!

– Она - женщина. Она сразу почувствовала неприязнь. Здесь вообще по поводу старой веры надо поаккуратней высказываться.

– Нахлебаемся мы еще с этими староверами, чует мое сердце, - урядник вздохнул и с тоской посмотрел по сторонам.
– Где хоть мы находимся?

С обеих сторон высились двух- и трехэтажные здания, по большей части каменные, добротной постройки с многочисленными печными трубами. Мелкий дождь монотонно стучал о крытые железом крыши и подоконники, фонарей на улице не было. Сквозь пелену одиноко светили красным редкие окна ближайших домов и лишь где-то вдалеке, сквозь шум дождя угадывался стук копыт извозчичьей лошади. Поселок спал...

– Кажется, на главной улице. Вот, похоже, гостиница. Пойдем, посмотрим, есть ли свободные номера. Я уже промок и начинаю замерзать.

– Что ты говоришь?
– саркастически проговорил Купавин.
– Могли бы уже спать в тепле, если захотели. Как номер возьмем с тебя горячий чай, или чего покрепче.

Рябичкин с удовольствием обнял старшего товарища за плечи, и они направились к зданию.

– За мной не пропадет, Митрофан Васильевич. Ты же знаешь.

Темнота улицы смотрела им вслед. Через несколько минут дождь превратился в настоящий ливень, и последние ночные огни исчезли.

4.

Местная полицейская часть находилась в местечке Никольском, расположившемся ближе к окраине огромной ткацкой империи Морозовых. Широкая улица вела к фабричным корпусам. По краям ее - здания различных контор, двухэтажный дом Общественного Собрания и разные магазинчики. Многочисленные прохожие, спешащие в этот ранний час на работу, озабоченно шагали вдоль тротуара. Жизнь бьет здесь ключом, и даже через несколько минут, когда основная масса займет свои места у станков, улица не будет пустынна: заспешат посыльные, служащие по делам, хозяйки за покупками. И только белый медленный дым из фабричных труб продолжит свой полет над людским муравейником, словно колышущаяся седая борода старца, уходящая высоко в небо. Не сосчитать, сколько лет ему; не понять человеческим умом мудрость и дела его; не унять благоговейный трепет перед ним. Вечность приоткрывает свою завесу. Но человеки чаще смотрят вниз, под ноги и забывают о недремлющем оке - грешат, малодушные, грешат.

А по бренной земле шагали два полицейских из Новогиреево с мыслями о неизбежности наказания за преступно содеянное. Тяжек крест сей - блюсти закон, но благороден.

За высоким забором, в глубине от дороги, легко угадывалась полицейская часть. Перед воротами, хорошо различимая издалека, выглядывала полосатая будка с охранником. Усатый крепыш вопросительно посмотрел на подошедших.

– Здравствуй, братец, - первым обратился Купавин, - Мы из московской полиции, хотим поговорить с вашим приставом. Он на месте?

Рябичкин протянул удостоверяющую бумагу с жирно оттиснутой Штольценым печатью. Охранник внимательно обозрел одетых в гражданскую одежду детективов и прочитал написанное. Удовлетворенно кивнув, он отрапортовал:

– Здравия желаю! Так точно, Степан Мефодиевич у себя, проходите на второй этаж.

...Под козырьком крыльца, лежащем на витиеватых кованых опорах, слева от двери висела медная табличка:

Становой прiставъ

– Его-то нам и нужно!
– воскликнул Купавин, сейчас он был в своей стихии - атрибуты полицейской службы привычно взбадривали его.
– Поглядим, кто тут командует.

Солнышко мелькнуло в начищенной до блеска вывеске, и дверь с грохотом закрылась, напугав ворон, разгуливающих по кромке крыши. Каркая от возмущения, они поднялись в воздух и, медленно набирая высоту, полетели в сторону Клязьмы. Какие дела влекли их нам неизвестно, но, судя по топорщившимся черным перьям, настроены они были серьезно...

За столом восседал местный пристав - Протасов Степан Мефодиевич, собственной персоной. Он был пышного телосложения, невысок и лыс. Роскошные, цвета спелой пшеницы, усы сразу же бросались в глаза, затеняя остальные черты обычного русского лица. Пуговицы кителя испытывали определенное затруднение, сдерживая натиск мощного живота. Казалось еще немного и одна из них оторвется и пулей вылетит в посетителей, что впрочем, не портило общего впечатления от строгого вида начальника ореховской полиции.

– Здравия желаю, - начал Купавин.
– Позвольте представиться, мы из полицейской части Новогиреева. Ваши коллеги, так сказать. Это помощник пристава Рябичкин Алексей Яковлевич, а я - Купавин Митрофан Васильевич.

– Здравствуйте, - незамедлительно сказал Алексей.

– Добрый день, - с заметной одышкой ответил Протасов. Все-таки лишние килограммы давали о себе знать.
– Чем могу быть полезен?

Пристав с интересом изучал вошедших. С коллегами из Владимирской губернии ему приходилось работать часто, так как территориально и Орехово и Никольское входили в ее состав, а вот Зуево, вотчина Викулы Морозова, находилось уже в Московской губернии. Но туда Степан Мефодиевич наведывался редко: викуловичи были в основном старообрядцами, и порядка среди них наблюдалось больше. В поселке находился взвод донских казаков, да пятеро полицейских и этого вполне хватало, так что Протасов относил себя больше к служителям порядка владимирской земли.

Купавин в некотором замешательстве потоптался на месте, откашлялся и сказал:

– У нас к Вам просьба.

Оба детектива продолжали стоять, поскольку предложения сесть не последовало. Похоже, пристав решил показать, кто тут главный. Такое случалось часто: полицейских из Москвы в провинции принимали как непрошенных гостей, заевшихся выскочек. Мол, со своими делами мы разберемся сами - указаний не требуется. Понять их, конечно, было можно, ведь в обеих российских столицах сил и средств для охраны правопорядка выделялось больше. Но низшие полицейские чины не виноваты в этом, они просто выполняют свою работу и все.