Его поимели в Эсбро, - верно определил тринитарий причины перемен в Поллаке. Маркграф осунулся и еще больше помрачнел.
– Гордым и честным хорошо красоваться на поле сечи, когда все и вся на виду. В закулисной борьбе такое неуместно. Бит будешь.

– Почту за честь оказаться полезным, - обошелся Эйгер без признательного поклона. Не очень кланялся и расшаркивался при прошлой встрече, в нынешнюю зачем?

– Есть ли в том хоть крупица чести, - прохрипел Поллак, выдавливая из себя всякое слово. Безвыходность сложившегося положения принуждала к сговорчивости. Иначе, в незавидном будущем, и сам и его семейство, окажутся за воротами замка, ставшего им домом. И другого не предложат. Созданное трудами и кровью на глазах рассыпалось прахом.

Великая жертва души!
– еле справился со злорадством Эйгер.
– Противно соглашаться? Этакий чистоплюй. Уж извини, в яме ты не выжил бы, марк. Жрать собственное дерьмо... нужен характер покрепче.

Не меньше Поллака, а, пожалуй, и больше, тринитария занимала женщина. Свет от свечей обособлял её лицо в сером полумраке. Круги под глазами говорили о бессонных ночах. Ввалившиеся щеки о забывчивости регулярно питаться. Лишь глаза. Глаза смотрели затаенно и испытывающее. В них крик, мольба, надежда.

Имя женщины он узнал от той же кухарки. Лилиан. Лилиан аф Поллак, урожденная Бьяр.

До сей поры не верит в гибель сына?
– изумился Эйгер непреклонной материнской воле.
– И не поверит. Отыщется тело, нет ли, не поверит.

– Это ответственный шаг, - выказал тринитарий понимание, но не сочувствие. Поскреби он по сусекам души, не наскребет и пылинки.
– На вашем попечении близкие.

– Только поэтому я и согласился, - с облегчением выпалил Поллак, словно нашел пусть не оправдание, но некие смягчающие его проступок обстоятельства.

Пауза под треск факела и пляску теней. Каждый по-своему заполнил её. Эйгер изучал чету Поллаков. Нид кривил рот. Лилиан пряталась за мужем.

До поры. Когда посчитает нужным, она выступит, - неутешительны наблюдения тринитария. Её вмешательства он остерегался. Матери не предсказуемы в своем горе.

– Как ты намерен поступить?
– произнес Поллак и это самая трудная фраза за последние две недели.

– Найду человека заменить Колина, - не злоупотребил красноречием и многословием Эйгер.

При имени сына Лилиан подалась вперед, положила руку на плечо мужа и поспешно убрала. Маркграф нахмурился, но излишняя суровость делала его больше жалким, чем грозным.

Может она здесь и к месту. У него только честь и имя. У нее любовь к сыну, надежда и две дочери. Перевес на её стороне.

– Ты понимаешь, любое подозрение....

Начались мямли и вздохи, - разочарован тринитарий. Пятнадцать лет монастырской аскезы удивительно излечивают от розовых соплей.
– А может я ими никогда и не болел, - подумалось Эйгеру с некоторой долей бахвальства. Подобное достоинство часто, если не всегда, в чужих глазах недостаток и серьезный. Тринитарий, с высоты приобретенного житейского опыта, мог бы с этим поспорить.

– Ни в коем случае, - заверил тринитарий неожиданно горячо, скрепив слово святым троеперстием. Неожиданно для себя и настолько убедительно, что ему поверили. Впрочем, вопрос веры в данном случае безальтернативен. Верить! и более ничего.

– Говори, - потребовал Поллак подробностей.

– Внешне он будет похож на вашего сына. Не как близнец, но очень. Отъезд еще не скоро, и потому большую часть времени уйдет на подготовку. Все должное знать, он знать будет, - это горькая пилюля, но имеется и сладкая.
– Время его отсутствия можно потратить для поиска решения проблемы и принять предупредительные шаги, закрепить фьеф за семьей.

– У тебя кто-то на примете?
– торопливый вопрос. Быстрей узнать и быстрей покончить с неприятным дельцем.

– Нет, саин.

– Как же ты отыщешь такого человека? Как уговоришь согласиться? Как заставишь держать язык за зубами? Отвечай, - выдержка изменила Поллаку. Еще малость, сорвется орать и размахивать руками. Чего хотел с самого Эсбро, но крепко держал в себе. Выбитые конюху зубы - маленькая отдушина острому желанию.

– Найти его мне поможет эсм Лилиан. Нужна её кровь, - не стеснялся Эйгер просьбы.
– Женская кровь. Та, что исходит из её лона.

– Ведьмовство?
– на Поллака словно вылили ушат холодной воды.
– Я не позволю....

Уж как-то совсем кисло, марк. Совсем кисло. Конечно, позволишь. Иначе для чего позвал? Поговорить о наболевшем? Поплакаться в плечо? Тогда тебе к исповеднику.

– Я согласна, - перебила Лилиан мужа. Её первые слова. Что порадовало правильные.

– Вам ничего не грозит, - заверил тринитарий хозяйку Мюнца.
– Об остальном не беспокойтесь.

Заверения напрасны. Будь даже риск неоправданно велик, она согласится. Все связанное с сыном дорого ей. Даже возможный подменыш. Нельзя забывать и о её двух дочерях.