– Там... Рисса и Софи... А тууут.... туууут никого. Я хочу домой. Домооооой, - заходилась ревом девочка, а Колин терпеливо пережидал плач.
– Пусть они смеются. Пусть. Я не оби... обижусь. Никогда-никогда. И саин Арнст... если захочет меня наказать я не буду прятаться. И эсм Гея.... Я никогда не буду её обманывать...,- окончательно расстроилась плакса.

– И ты знаешь куда идти?
– перешел Колин на унгрийский, отвлечь девочку.

– Нет...., - выдохнула Янамари.

– Зачем же тогда бежишь?

Вторую волну слез он пережидал с тем же терпением что и первую.

– Так что? Подсадить?

Всхлипы и плач резко пошли на убыль.

– А ты никому не скажешь?

– Нет, сестренка, никому, - пообещал он всерьез.
– Но удрать, плохая мысль.

– Почему?

Сказать, правду? Слишком мала для правды.

– Заборы не ограничивают свободы, а спасают от нее.

Девочка не поняла Колина.

– Все перемениться. Завтра.

– Не перемениться..., - не поверила сопливившая баронесса.

Отчасти, справедливо. Если меняется, то со скрипом и хрустом.

– ...Никогда не переменится. Когда умерла мама, стало плохо. Потом папа. И теперь так и будет... насовсем....
– пожаловалась Янамари и опять расплакалась.

Колин взял её за руки. Что-то липкое. Гниль от груш. Отыскивала под снегом паданку и ела. Ту, что не тронули птицы и мыши. Пока шел, обратил внимание на ободранную рябинку. То же она?

– Поверь мне, перемениться, - он погрел тонкие сосульки девчоночьих пальчиков. Чуток пережми, хрупнут.
– Не сейчас, но завтра. Ты проснешься и все измениться.

Детям тяжело думать о плохом. И они все еще верят взрослым и не распознают, как те беззастенчиво и корыстно пользуются их доверием.

– Меня будут ругать..., - пожаловалась зареванная баронесса.

– Не будут, сестренка. Обещаю, - Колин умышленно называл девочку так. Проверить ответную реакцию. Ожидаемо.

– Я не твоя сестра.

– Ну, может, ты ей станешь. На время, - попросил унгриец.

– Надолго?

– Пока не решим убежать отсюда вместе.

– Ты хочешь убежать?
– вытаращила глазенки Янамари, забыв о слезах.

– Хочу. Ты же хочешь? Почему мне нельзя?

Единство помыслов великая сила. Это как товарищ по танцам, играм и забавам. Чувствовать его руку опереться. Подставить свою, опереться ему.

– Из-за шрама?

– И это тоже.

– Ты не красивый. Тебя никто не любит.

– За то ты красивенькая и миленькая.

Девочка засопела, успокаиваясь

– Немного зареванная, а так... куколка.

– Я не куколка.

– Куколка, куколка, - Колин ущипнул её за бок.

Сопение уменьшилось.

– Откуда у тебя шрам. Ты дрался?

– Скажу по секрету... Только тебе. Целовался с медведицей.

– ???

– Я думал она заколдованная гранда.

– Хи-хи-хи, - прыснула девочка, озорно заблестела глазками и протянула руку потрогать шрам.
– Он такой...

– Я его не замечаю. Хотя моя сестра, которая осталась дома, назвала меня уродом.

– Правда?
– возмутилась Янамари.
– Разве можно так говорить?

– Оказывается да. И ей это сошло с рук. Ей многое что сходило..., - рассказывал Колин.

Его слова находили живой отклик в детской душе. И сейчас девочка больше переживала за него, чем печалилась собственными невзгодами.

– Но ты еще не знаешь о подарке самой младшей.

– Какая-то дрянь?
– возмущена девочка догадкой.

– Про это лучше не говорить. И даже никому не показывать.

– Значит дрянь, - осудила Янамари неведомую сестру своего собеседника.

– Мне стыдно за нее, - согласился Колин.

Девочка тяжко вздохнула.

– Это все из-за шрама? Да?
– повторила она в очередной раз.

– Шрам не причем. Они меня не любят. Если не любят родные, трудно ожидать любви от других.

– Поэтому хочешь, чтобы я была твоей сестрой?

– Было бы здорово.

Янамари воздержалась спросить о важном для нее, проявив не свойственный возрасту такт.

– Пойдем-ка домой, а то тут холодно, - предложил Колин уже успокоившейся девочке.

– Это не наш дом.... А я тебя видела на корабле. Ты выкинул в воду меч и книгу.

– Подсматривала?

– Мне было страшно. Корабль качался, - она переступала с ноги на ногу, изобразив качку палубы.
– Я думала, попала в маслобойку. А зачем ты выкинул вещи?