Всю ночь в мертвом городе звучали бубны и голоса, прославляющие тех, кто жил здесь и был подобен богам.

"Они называют мой род богами? Они поклоняются нам?"- удивлялся Шипе, слушая песни жрецов.

– Люди лживы,- заметил койот.

"Про койотов тоже так говорят", - парировал Шипе.

– И мои уши, и твои руки знают, что это правда!- хихикнул дух.- Ты волен поступать, как хочешь. Можешь немедленно выйти из камня и поразить всех своими божественными достоинствами! А если они возьмут оружие в руки, призовешь союзника и просто покрасишь дорогу в красный. Их жрецам нечего противопоставить тебе, кроме перьев на головах.

"Ты знаешь, мне противно убивать".

– Мне тоже не нравится запах крови. Но твоей - особенно.

Жрецы пели до самого рассвета. После бессонной ночи и танцев, все направились к месту, где рабы уже приготовили шатры для отдыха. И только воины остались снаружи, одни улеглись спать на свои плащи, другие старались не дремать на посту.

Шипе густой тенью сполз вниз, к подножию, где обрел привычные очертания и быстро оделся.

А когда гости проснулись и засобирались в обратный путь, он направился к людям.

***

Его волосы были чернее ночи, а в глазах сияли тысячи звезд. Плащ развевался от порывов ветра, открывая устремленным взорам мускулистое тело. Под смуглой кожей жидким огнем светилась истинная сила.

А рядом с ним шел бело-серебристый койот.

Шипе остановился чуть поодаль, позволяя разглядеть себя как следует.

Сначала все стояли, широко раскрыв рты и боясь даже пошевелиться.

Шипе по традиции сел в знак приветствия, демонстрируя, что у него нет дурных намерений.

И в это мгновение воины и жрецы упали на колени, вскинув руки к небесам. Старик чуть замешкался, но потом последовал вслед за ними. Рабы уничижительно прижались лбами к земле. И только девушка, прижав узкие ладони к разгоряченным щекам, продолжала стоять, не в силах отвести взгляда от прекрасного бога.

А потом старик крикнул:

– Прогони свою лунную собаку, о великий, она нас пугает!

– Прогнать? Как это - прогнать?- обиделся койот.- И где он, слепой перестарок, увидел собаку?

Шипе улыбнулся.

– Просто полезай ко мне в ухо, где тебя никто не увидит.

Койот не стал спорить, а только фыркнул и растаял в воздухе.

Пожилой господин повернулся к воинам и закричал:

– Возьмите бога живым! Сражайтесь, но не убивайте его!

Воины нехотя поднимались с колен, растерянно поглядывая друг на друга.

– Идите же, и свяжите ему руки, пока он не погубил нас огнем, исходящим из пальцев!

"Чего-чего?- переспросил койот Шипе.- О чем это он?"

– О предрассудке, взятом из каких-то глупых легенд,- негромко ответил ему жрец.

Воины направились к Шипе, переминаясь с ноги на ногу, словно земля под их стопами стала горячей, как глиняная печь. Пожилой поспешно уводил протестующую девушку: видимо, опасаясь за ее жизнь.

– Не бойтесь, я никого не трону,- сказал Шипе, не поднимаясь с места и прижимая ладони к земле.

Воины быстро связали ему руки, стараясь не прикасаться к светящейся коже бога. А потом подвели к пожилому.

Тот почтительно склонил перед пленником голову.

– Прости нас, о великий, но сила твоя пугает нас.

– А так - вам спокойнее?- улыбнулся жрец, протягивая старику связанные руки.

– Прости нас,- еще раз повторил старик.- Позволь, мы отвезем тебя в наше племя и представим вождю.

– Почему бы и нет. Давайте попробуем,- ответил пленник, спокойно глядя ему в лицо.

– А я - дочь вождя нашего племени!- прозвенел девичий голосок. Шипе повернулся к той, кому он принадлежал, и улыбнулся.

– Прекрасные очи, гибкий стан, чистое и храброе сердце - что может сделать девушку еще красивее? Разве что звонкий голос, подобный пению утренних птиц?- сказал он, любуясь проступающим на нежных щеках румянцем.

– Меня зовут Чантико,- сказала дочь вождя, потупив взор.

– А меня зовут Шипе.

"Владыка в ободранной коже!"- с трепетом в голосе зашептались воины.

– Ты покрываешь свою спину кожей врагов?- удивленно спросила Чантико.

Жрец хмыкнул.

– Это имя мне дали, когда я вернулся чуть живой после битвы с одним великим противником. Ободранной кожей назвали мою собственную, потому что она с трудом удерживалась на моих плечах.