Шрифт:
Щемило сердце и за судьбу близких, оставшихся в столице, от которой враг был все еще недалеко.
А над побережьем беспрерывно кружили самолеты, напоминая о том, что и здесь, в тылу, надо быть бдительным…
Наступила весна, и Капланову пришлось взять на себя новые обязанности. Директора заповедника мобилизовали в армию, вместо него назначили Капланова.
На его плечи теперь легли и хозяйственные дела. Чтобы освободить государство от забот по снабжению продовольствием семей фронтовиков и сотрудников заповедника, надо было заниматься подсобным хозяйством. Для того чтобы обеспечить наблюдателей охраны таежной обувью, пришлось из кожи изюбров выделывать улы и олочи. Немало выпадало и других хлопот.
Лида стала ходить вместе с остальными домохозяйками на полевые работы.
На море много дней и ночей бушевали штормы. Исполинские волны грохотали у скал. Газеты с сообщениями о военных действиях приходили в заповедник редко, большими пачками за несколько недель, и люди бросались к ним с тревожным ожиданием. С фронта по-прежнему шли тяжелые вести…
Глава четырнадцатая
ХИЩНИКИ
Весной участились лесные пожары и палы. С одним палом, недалеко от побережья, пришлось сразиться Капланову.
Горела подожженная кем-то осока. Капланов, увидев с сопки дым, прибежал, когда огонь разгорелся и широким кольцом уже подбирался к массиву диких виноградников, которые надо было во что бы то ни стало спасти.
Он начал забивать огонь ветками. Возвращавшаяся из поселка Лида — она принарядилась по случаю выходного — бросилась ему помогать.
Всю ночь они боролись с огнем. Пал шел в глубокой пади и, вероятно, потому не привлек ничьего внимания. Только к утру им удалось затушить пламя.
Одежда на них обгорела, от шелкового платья Лиды остались лишь черные лохмотья, закопченные лица были неузнаваемы. От усталости они оба едва стояли на ногах, но были горды тем, что сумели спасти виноградники.
В мае всюду по скалам и в тайге цвели рододендроны. Потом в падях зацвела черемуха. На склонах сопки Туманной появилось много черемши, на которой охотно выпасались пятнистые олени и горалы.
Капланов иногда подолгу задерживался в тайге. Но когда выходил из сопок на берег моря, с каким удовольствием всматривался он в беспредельную синюю равнину! Порой она бывала спокойна и сверкала под солнцем, а временами бушевала, и тогда свинцовые валы глухо, словно в подводные колокола, били о скалы.
Вот и сейчас, в погожий весенний денек, клонившийся к вечеру, глаза отдыхали на этих морских просторах.
На берегах обитала уйма всяких прилетных и пролетных птиц. На песчаной отмели неподвижно, будто задумавшись, часами выстаивали кроншнепы, в заливе деловито ныряли кряквы, возле берега, по колено в воде, озабоченно потрескивая, бродили чирки-трескунки, усердно ковыряясь в иле, проворно бегали колпицы, а серые цапли, осторожно застыв на одной ноге, время от времени стремительно выхватывали из воды рыбу.
В заливе чистики, часто взмахивая крыльями, словно порхая, гонялись друг за другом, дружно ныряли, потом сбивались кучей, клюв к клюву, и поднимали отчаянный писк.
Кругом стоял оглушительный птичий гвалт. Сорокопуты носились вверху, производя крыльями такой звук, словно резали ножницами материю. Стрижи с пронзительным визгом вертелись в воздухе каруселью, и порой казалось, что они свиваются в густой клубок.
Каждый по-своему радостно встречал весну.
В прибрежном дубняке сухие листья лишь недавно опали, а новые зеленые листочки только проклюнулись, поэтому лес сделался необычно прозрачным.
Багульник и сон-трава отцвели. Крошечный фиолетовый ирис уже раскрывал свои яркие лепестки. На опушке леса запенилась черемуха.
Вечерело.
Над морем ползли низкие, темные тучи. Птичий гам постепенно смолкал. А может быть, его просто заглушил быстро нараставший рокот волн.
Капланов спускался по тропе среди скал, поглядывая на отдаленные зарницы. Бесшумные молнии вспыхивали по всему горизонту. Грохот прибоя усиливался с каждой минутой. Стемнело, и молнии стали ярче, ослепительными зигзагами выпадали они из туч и проваливались куда-то в глубину моря. А пенистые валы, озаряемые ими, катились и катились один за другим, и не было им конца…
Скалы загудели. Начинался шторм.
Когда через день Капланову снова удалось побывать на берегу, он увидел на песке выброшенные волнами кучи водорослей самых разных оттенков — от салатных и розоватых до темно-зеленых и буро-красных. Полакомиться ими ночью на морской берег приходили пятнистые олени. Они всюду оставили следы своих точеных копытцев. Тут же, между камней, лежало несколько толстых трепангов и два небольших осьминога. Один из них еще был жив и конвульсивно вытягивал свои щупальца. Капланов сунул его в рюкзак, чтобы зажарить на ужин.