— Хватит, — истерично вскрикиваю я.

— Что? — Громов спокоен и очень близко. Еще чуть-чуть и он дотронется до моей самой чувствительной точки.

— Остановись. Мы не можем, — шепчу я.

— Чего? — Его дыхание жжет мне шею.

— Этого.

— У вещей есть свои имена, Миа, — издевательски говорит он и немного отстраняется.

Я набираюсь, смелости и поворачиваюсь. Черт! Между нами миллиметры. Я протискиваю ладонь и выставляю ее между нами, касаясь его груди. Господи, как же бьется его сердце! Он изумленно смотрит на меня, потом вниз.

— Ты сказал, что влюбился. — Константин вскидывает брови и кивает. — Но закрыл от меня свой «мир».

— Мир? — Он убирает одну руку от двери и трет ею подбородок.

— Там в лифте. Мне показалось, что ты сделал выбор. Ты сказал про теорию, и…

— Мир? — перебивает меня Громов.

Вот вляпалась!

— Твои глаза.

— Мои глаза? — недопонимает он.

— Я не могу объяснить, — в отчаянии произношу я.

— Окей, продолжай. — Его взгляд смещается на мои губы.

— Ты понял, что чувствуешь гораздо раньше, чем сегодня.

— Допустим.

— Почему ты играешь со мной? — Он поднимает глаза и напрягается. Атмосфера меняется, я выдыхаю.

— Так, значит. Хочешь серьезного диалога?

Я киваю.

— Хорошо. — Костя отстраняется от меня и жестом приглашает пройти в номер. Я с удивлением понимаю, что комната в точности как моя. Те же цвета, та же обстановка.

— Лучше тут поговорим. — Нервно сглатываю.

— Боишься меня? — Вдруг он снова становится игривым.

— А стоит?

— Возможно.

— Я пойду, — на грани истерики говорю я, разворачиваюсь и даже успеваю приоткрыть дверь, как он с силой надавливает на ее, возвращая в положение «закрыто».

— Может, хватит разговоров? — Теперь, он серьезен и настойчив.

— Есть другие варианты? — тихо спрашиваю, скорее у двери, чем у этого мужчины.

— Для начала ты можешь развернуться и посмотреть на меня.

Я в ловушке.

— А дальше?

— Мы решим, что нам с этим делать.

— Ты женат.

— Ты замужем.

— У тебя будет ребенок.

— У тебя тоже может быть.

— Ты влюбился.

— И ты.

— Мы — невозможно.

— Да.

— Но.

— Но.

Не зная зачем, я оборачиваюсь, и его губы тут же находят мои. Он отстраняет меня от двери и вдавливает в стену, удерживая в одной руке мое лицо, другой обнимая за талию. Он требует, впитывает, поглощает. Я хочу остановиться. Я не могу. Не могу. Я тяжело дышу, жадно вдыхая носом воздух. Вдруг он отрывает свои губы, прижимается лбом к моему, прерывисто дышит и шепчет:

— Что ты делаешь со мной? — И не дожидаясь, пока я свяжу слова в предложение, продолжает: — Твоя теория точно верная?

— Абсолютно.

— Тогда какого черта ты не выходишь из моей головы?

— Ты сам это выбираешь.

— Я хочу, чтобы ты осталась.

— Я не могу.

— Теперь, хочу еще больше.

— Не надо.

— Предлагаешь отпустить тебя?

— Да.

— Ни единого шанса?

— Его и не могло быть.

— Знаю. Но целую тебя. — И он снова касается моих губ.

— Пожалуйста, — выдыхаю я.

— Миа, ты…

— Не говори.

— Оставить?

— Да.

— Ты сможешь?

— Что?

— Не возвращаться в этот момент?

— У меня есть выбор?

— Есть.

— Ты врешь.

— Вру.

— Ухожу.

— Остаешься.

— Издеваешься.

— Борюсь.

— Кончилось.

— Началось.

— Ты ненормальный.

— Влюбленный.

— Ложь.

— Правда.

— Я не твоя.

— Не моя.

— Не мой.

— Не твой.

— Отпусти.

— Еще минуту.

— Для иллюзии.

— Для нас.

— Нет нас.

— Сейчас. — Минуту Громов смотрит в мои глаза, потом произносит мое имя. В его голосе боль смешивается с желанием, но он опускает руки. Пустота.

Я снова касаюь ручки двери.

— Останься.

— Ты знаешь.

— Невозможно, — с обреченным согласием говорит он и позволяет мне уйти.

Запираюсь у себя в номере и отдаюсь душащим меня слезам. Этого не должно было произойти. Ни тогда, ни сейчас. Это неправильно, непристойно и подло. Бумеранг всегда возвращается. Ненавижу себя и его. Но так хочу. Так жажду. Подавлять себя ровно как уничтожать. Я словно сбросилась с отвесной скалы, попала под грузовик, разбила головой кирпич, убила кошку. Стены, щиты бессмысленны, когда влюблена. Вопреки всему, даже тому, кого любишь. Не могу вместить их обоих. Слишком мало места. Остается выбирать и только. В изнеможении падаю на кровать и отдаюсь всепоглощающей темноте.