Судьба Еремея Горяйнова и его сыновей оказалась особенно трагичной. В 1638 году он вышел, как уже сказано, в меньшую статью поместной конницы. Как хозяин, мы видели по писцовым книгам, он отстал от старшего брата и не делал попыток к улучшению хозяйства; по службе он, кажется, отстал еще больше. В то время как племянники обучались немецкому строго, легко и быстро поднимались до жилецкого и выборного списка, он невозмутимо делил судьбы доживавшего свой век поместного ополчения. В эпоху польской войны у Еремея подрастали три сына и две дочери. Сыновья один за другим выходили вместе с ним на службу. Старший, Филимон, поступил прямо в рейтары и, таким образом, в юности прошел строевую науку. Вместе с отцом он отслуживал самую тяжкую пору польских войн, когда к ним присоединились смуты в Малороссии, замешавшие в войну крымцев. Это была пора битвы при Конотопе, когда под начальством воеводы Трубецкого легла костьми почти вся поместная конница, пять лет назад блестяще начавшая войну. В этом страшном побоище до пяти тысяч вместе с воеводами попали в плен и были перерезаны татарами (28 июня 1639 года). Среди них и Ерема Горяин пропал без вести.

Гибель большого войска привела в ужас Москву. Царь надел печальное платье. Думали, что гетман Виговский с ханом пойдут прямо к столице, но они удовольствовались победой и не выходили из Малороссии. По Коломенскому, Каширскому и Другим уездам украйны разбежались «воровские люди», которые запугивали уездных, сельских людей скорым приходом крымцев и пользовались паникой. Беззащитные сельские жители начали даже толпами сбегаться из сел и деревень в города под защиту острогов. Народ вспоминал несчастную битву в своих песнях; впечатление этой эпохи через семейные пересказы отразилось и на страницах мемуаров А. Т. Болотова; он описал участь своего предка Еремея очень картинно и трогательно; горестный эпизод битвы принял у него героический оттенок, и вся история семьи Горяйнова обратилась в сентиментальную поэму. Нужно заметить, что сыновья его не были убиты тут же под Конотопом; принимать участие в этом деле мог один старший, который, может быть, и был тогда ранен; но, во всяком случае он после плена отца успел побывать дома и укрепить за собой и за братом отцовское поместье. Все были уверены, что Еремей погиб во время бесчеловечной резни пленных41. Братья разделились не по обычаю: отцово Трухино Болотово с пустошью Гвоздевской (всего 300 четей) взяли себе оба старшие, а младшего, Панкрата, оставили ожидать себе нового оклада.

Скоро Филимон с Иваном вышли на новые службы, с мятежниками; мятежи долго не давали тогда покоя служилым людям, которые давно уже, по замечанию Ордин-Нащокина, заскучали службой от долгой войны и сделались нерадетельными.

Иван Еремеев служил в Малороссии во время смут Брюховецкого и Дорошенки и близ Чернигова из полков Григория Ромодановского был захвачен в плен крымским летучим отрядом. Это случилось, вероятно, летом 1668 года, когда воевода осаждал Чернигов, и его отряды гонцов и рассылыциков часто попадались в плен татарам. Иван пропал без вести и навсегда42.

Два года спустя находим Филимона под Тамбовом в числе наспех собранного туда служилого люда; там появились передовые шайки Разина. Они двигались от Симбирска по двум направлениям, к Тамбову и к Нижнему Новгороду. Вокруг Шацка и Тамбова поднялись массы сельских людей над начальством опытных зачинщиков из армии самого атамана. Под самыми городами мятежники укреплялись в деревнях и слободках и отсюда подолгу боролись с царскими полками. В 1671 году Филимона «воровские люди убили под Тамбовом», как писал третий брат Панкрат. Последний, хотя по летам и поспел на службу, но на ту пору оказался в деревне, и только было начал хлопотать о получении поместий братьев, как тут же дома и умер. Какой-то злой рок преследовал даже женскую половину семьи Еремея; к нему и его потомству могло по справедливости перейти отцовсвое прозвище Горяйновых. Записки А. Т. Болотова весьма правдоподобно и согласно с эпохой рассказывают, как зимнею ночью разбойники напали на трухинскую усадьбу, мать-помещицу предали мучительной смерти, дом весь разорили; ушла одна только жившая с нею незамужняя дочь, босая, неодетая. Добежала она кое-как по морозу за три версты в Дворениново, но там тотчас заболела и умерла. Только замужняя дочь Анна Ладыженская дожила до удивительного возвращения отца из татарского плена.

О житье семьи Ерофея в дворениновской усадьбе за время польской войны осталось мало сведений. Под главенством вдовы Дарьицы семья, по-видимому, жила дружно. Вместе со всеми жила жена старшего сына Ивана, еще в год смерти отца поступившего на службу; о последнем знаем только, что он должен был участвовать в литовских походах; кроме того, он служил в жильцах и числился в жилецком списке почему-то много лет после своей смерти. Умер он рано, раньше 1660 года, потому что в этому году, при всей медленности делопроизводства, успели утвердить за его женой ее вдовье прожиточное именье43. Смерть Ивана заставила Дарьицу решиться на общую разверстку мужниных поместий между своими домашними. Это было тем более необходимо, что невестку-вдову с ее девочкой следовало обеспечить прожитком, с которым она, еще молодая женщина, могла бы выйти замуж; Кирило, второй сын, давно ушел на службу; Борис с Гаврилой тоже подрастали. Из окончательного раздела видно, что все члены семьи, имевшие право на оклад, получили поровну; мать, два сына и внук получили по 60 четей с лишком, невестке Прасковье с девочкой на ее вдовью часть дали 61 четь – 41 на мать, 20 на дочь. У вдовы был уже высватан жених, Иван Вальцов, поручик нового солдатского строя. В старину сватовства велись просто и откровенно; попадались даже челобитные на государево имя, в которых от имени невесты свидетельствовалось, «что ее жених ждет и готов жениться, если государь пожалует, велит справить за нею ее прожиточное поместье».

Малопоместного Вальцова Дарьица приняла, кажется, в свою усадьбу как родного. Ее сыновья вели некоторые дела сообща с этим свояком, а чтобы лучше его обеспечить от имени его маленькой падчерицы, уступили ему и его прожиточные 20 четей. Ерофеевы действовали солидно и хозяйственно; заботились о родичах и домашних, но делали это с возможными для себя удобствами, любили сохранять жеребья своих земель под своей опекой.

Года три после этого события, в 1663 году, погиб Борис Ерофеев44 близ Губарей45 во время стычки воеводы Долгорукова с поляками; он не оставил ни жены, ни детей, и его оклад в отцовском Дворенинове перешел в старшему теперь брату Кириле.

Старуха Дарья первенствовала в усадьбе все время, пока подрастали дети и внуки, одного за другим снаряжала она в походы, правила домом и хозяйством за все годы войны, когда молодые помещики почти не бывали дома. Только около 1667 года они вернулись с походов и принялись за свои сельские дела, забирая в свои руки поместья погибших родичей, и тогда утомленная домоправительница собралась на покой. Она довольно настрадалась на своем веку, перехоронила много народу, навозилась с невестками и внуками, – настала ей пора подумать об отдыхе, а покой и тишину тогда давал только монастырь. Дарьица Болотова постриглась в том же 1667 году. Свои прожиточные 61 четей она было завещала46 (поступилась, как тогда говорили) внуку Лариону. Но внук не успел или просто нашел неудобным завладеть чем-либо отдельно от дядей и потому не просил укрепить за собой бабкино поместье, и оно пошло в новый общий раздел.

Трудно сказать, усердно ли служили Болотовы или отбывали службу по неволе, храбры ли они были или нет; но список всех погибших в походах членов семьи довольно внушителен и представляет маленькую иллюстрацию тяжелой и смутной жизни русского общества в царствование «тишайшего» царя Алексея Михайловича. Грамотей и делец Кирило имел основание писать в одной из своих челобитен 1667 года47, что их, Болотовых, побито, изувечено и в плен взято в разных службах до 12 человек, а из оставшихся он, Кирило, ранен под Конотопом48.