Рейчел подошла к рамке на стене, в которой красовался диплом. Химан Леви, говорилось в дипломе, окончил юридический факультет Станфордского университета в 1947 году.

Семь лет назад.

Рейчел словно водой окатили. Химан Леви стал юристом лишь через девять лет после их рождения. Это был не тот человек.

— Извините, — пробормотала она секретарю, — я совершила ошибку…

Рейчел выбежала из офиса, дверь сильно хлопнула позади. Секретарь была еще в замешательстве, когда через мгновение человек вошел через ту же самую дверь.

— Прости, Дора, я опоздал, — проговорил он, оглядываясь. — А где же посетитель, которому назначено на три?

Дора пожала плечами.

— Она была здесь, мистер Леви, но потом вдруг неожиданно убежала. Хотя она, в сущности, ребенок. Может, это был своего рода розыгрыш.

Он улыбнулся и направился в свой кабинет, но в дверях он повернулся и спросил:

— А мой отец еще не звонил?

— Он все еще в суде.

— Когда он с вами свяжется, скажите ему, что у меня есть шесть дел по усыновлению, которые я хотел бы с ним обсудить.

— Конечно, мистер Леви, — ответила секретарь, в то время как Химан Леви-младший входил в кабинет офиса, где он работал вместе со своим отцом.

Рейчел долго лежала на кровати мотеля, горько рыдая. Она так рассчитывала найти свою сестру. Теперь надежды совсем не осталось. Ее мама где-то скрывалась, найти сестру не представлялось возможным. Теперь она была одна в этом мире.

Потом, заставив себя подумать о Дэнни, она поднялась с кровати, умылась, переоделась и снова зашагала по мостовой. Через два дня заканчивался срок, за который она заплатила за мотель, и она будет выброшена на улицу. Ей нужно найти работу. И быстро.

С первого взгляда Голливуд выглядел неплохо. Но когда она шла по ночным улицам, то видела проституток, сидящих на ступенях или прислонявшихся к фонарным столбам. «Это мои сестры, — думала Рейчел, — мои неизменные сестры».

Она зашла еще в пять кафе и магазинов, и везде ей отказали. По крайней мере хотя бы в одном менеджер честно признался, что она была слишком юной.

— Тебе нужно разрешение на работу, — сказал он. — Тебе ведь нет еще восемнадцати.

Усталая и голодная, Рейчел дошла до перекрестка, на всех четырех углах которого толпились проститутки, некоторые совсем молоденькие. Рейчел посмотрела на освещенный знак названия улиц. Хайленд-авеню. Дорога каньона Беверли. «Слишком хорошие названия для такого злачного местечка», — думала Рейчел. Она смотрела на проституток и мужчин, медленно проезжающих мимо, выбирающих их. Древнейшая история всех времен: женщины продают себя, мужчины покупают… А почему никогда не было наоборот?

Происходило ли это от недостатка возможностей или закоренелых социальных устоев? Девочек воспитывают иначе, чем мальчиков. От них ожидают, что они лягут на брачное ложе девственницами, а муж должен быть уже опытным в этих делах. И сколько же веков подряд девочкам внушали, что добродетельная женщина не должна хотеть секса, что женщина должна лишь терпеливо ждать? Шестнадцатилетней Рейчел казалось, что неразборчивость в связях являлась исключительной привилегией, ревностно охраняемой мужчинами. Она думала о женщинах, веками угнетаемых мужчинами. Из прочитанных романов она узнала, что ее сестры из предыдущих поколений постоянно находились в состоянии беременности. Считалось, что женщине с ребенком во чреве не хотелось заниматься сексом, а значит, она не становилась шлюхой.

«А что если, — поймала себя на мысли Рейчел, — женщины могли бы так же вольно наслаждаться сексом, как и мужчины? Что если убрать страх забеременеть? Стали бы они сексуальными агрессорами? Начали бы они жаждать секса? А если бы мужчины стали его продавать, стали бы женщины покупать его?»

Рейчел обратила внимание, что на улице были и молодые люди, продававшие себя, но и они тоже предназначались для мужчин.

Она подняла голову и взглянула на вывеску небольшого ресторанчика. «Королевские бургеры от Тони» — многообещающе гласила вывеска. Рейчел заглянула внутрь. За прилавком сидели трое с пустыми кружками.

Надежды почти не было, и она об этом знала. Они вряд ли возьмут ее на работу, ведь похоже, у них едва ли найдутся деньги, чтобы оплатить счета за электричество. Но все же она должна пробовать, должна продолжать бороться. Дэнни Маккей, Дэнни Маккей…

За кассой сидела усталого вида блондинка, полировавшая ногти. Она даже не подняла глаза, когда Рейчел спросила:

— Могу я поговорить с хозяином заведения?

Та резко кивнула в направлении кухни, и Рейчел пошла по длинному коридору. На этот раз она решила, что не станет лгать насчет своего возраста. Внезапно она почувствовала себя такой же усталой, как эта блондинка за кассой. За ложь никто не платил.

Она прошла на малюсенькую кухню. Низкий лысеющий человек в грязном белом фартуке стоял за столом, делая питу для гамбургеров. Рейчел покашляла, чтобы обратить на себя внимание. Он поднял глаза:

— Тебе чего?

— Вы Тони?

— Черта с два. Тони умер четыре года назад. А у меня нет денег, чтобы сменить чертову вывеску. Чем могу служить?

— Мне нужна работа.

Он посмотрел на нее внимательнее. Манера, в которой она говорила, простота ее слов заставили его отложить гамбургер и вытереть руки о свой фартук.