В общем, я очень хотела так ответить, но не стала. Что-то подсказывало мне, что с Павлом Александровичем придется подружиться. Ну или хотя бы сделать вид.

— Конечно, правду, — улыбнулась я.

— Я вам расскажу, но при одном условии. Мне бы не хотелось, чтоб об истинных причинах узнал Никита Владимирович. Вы можете мне это пообещать?

Черт, как неловко получилось. А вот Никита Владимирович как раз наоборот очень хочет узнать об этих истинных причинах. Налицо конфликт интересооы. Но он не сообразил взять с меня обещание, что как только я получу нужную информацию, я, как червячка в клювике, приволоку ее в родное гнездо. А вот Павел Александрович попросил. Змей. Знает же, что мне любопытно просто до смерти.

А вот, чего он не знает, так это того, что я обычно держу обещания. Даже глупые. Даже такие, что потом удивляюсь: что это на меня нашло, что я такое обещание дала? И все равно держу. Если честно, это очень мешает жить. Но, увы, ничего не меняет.

— Обещаю, — обреченно проговорила я.

В конце концов, если все это часть какого-то коварного плана и «Солярис» собирается убить моего босса, мне вовсе необязательно сообщать все ему самому. Достаточно пойти в полицию. И вообще, я обещала не рассказывать. А не отправлять анонимных писем не обещала. И не писать об этом краской у босса под окнами тоже не обещала.

В общем, если что — выкручусь.

— У нас изменились обстоятельства. Раньше мне действительно это ваше всё, — он сделал широкий жест в сторону моего портфеля, где лежал список, — было не очень нужно. По крайней мере, в таких количествах. Но недавно инвестор, — это слово Павел Александрович произнес с придыханием, не хуже нашей уборщицы, когда та говорила о боссе, — принял решение расширяться. Дела идут неплохо, а могут идти еще лучше. Мы открываем офис за офисом, по два-три в месяц. А у вас, если честно, самые выгодные условия.

Я была разочарована. Я ждала интриг и тайн. А тут вот оно что. Просто бизнес, и ничего личного. Но Павел Александрович, кажется, не видел, что мне стало безумно скучно, и воодушевленно расписывал:

— Обратиться в вашу фирму сам я не мог. Поэтому ждал, когда же ко мне пришлют очередного проштрафившегося агента.

— Проштрафившегося? — история снова станаловилась интересной. — Что вы хотите этим сказать?

— Ну как же? Я думал, Никитка так своих наказывает: присылает ко мне, хоть заранее ясно, чем это закончится. Или это, может, тренинг какой — показать сотрудникам, что вот такие бывают уроды заказчики, чтоб жизнь, значит, медом не казалась. А иначе почему меня после первого же финта ушами в черные списки не внесли?

Хороший вопрос. Возможно, потому что у нас нет никаких черных списков.

— И как назло в последние два месяца никого не присылали. Я уже почти отчаялся. А тут вы. Просто подарок судьбы!

Мне почему-то показалось, что сейчас он скажет что-то важное. Что-то такое, ради чего эти два дня беззаветно отпаивал меня кофе, эксплуатировал посторонних ботаников, лишь бы я не напрягалась, и даже расщедрился на ланч в приличном ресторане.

А еще (называйте это предчувствием или как хотите) вдруг подумалось, что ничего хорошего в этой связи меня не ждет.

— Так себе подарочек, — вздохнула я. — Явилась бы к вам Кристинка, никто бы и не удивился: эта снег зимой продавать может. Пришла бы Леночка — тоже бы никто не удивился: ради ее прекрасных глаз многие и не столько покупают. Но я…

Да что же это! У меня в ушах словно зазвучали фанфары, а бодрый голос ведущего объявил: «Антирекламная пауза! Неконтролируемые приступы честности. То, что испортит вам любой бизнес! Покупайте только у нас! Неконтролируемые приступы честности. Всё, что вам нужно для грандиозного провала!».

— В общем, все только и гадают: с чего бы мне привалило такое счастье, и что вдруг случилось с вами, — со вздохом закончила я.

Будет забавно, если выслушав эту исповедь, драгоценный «Солярис», комиссионные от которого я уже мысленно получила и на две трети потратила, вдруг заявит: «Серьезно? Тогда позовите мне, пожалуйста, Леночку. Нет, лучше Кристину. А вообще обеих. Я устрою кастинг».

Но он ничего такого говорить не стал. Он посмотрел на меня очень серьезно, так, что мне тут же стало не по себе:

— А у вас, Лина, тоже очень красивые глаза, — клянусь, он при этом даже не улыбался! — Так что пусть все считают, что именно ради них я решил изменить своим принципам.

Я поняла, что еще минута — и на меня нападет истерический смех. Сдерживаться было невозможно. Я пригубила воду из стакана и тут же поняла, что это была очень плохая идея. Не рассмеяться стало еще труднее, только теперь, рассмеявшись, я прысну водой на собеседника.

Какого труда мне стоило проглотить воду, вы себе не представляете. Впрочем, если хотите, можете при случае попробовать.