Шрифт:
В жизни не поверишь, что она может напасть на кого-то в раздевалке и поцеловать его.
— Ты сказал, что хочешь меня? — ляпнула Маринетт. Когда до нее дошло, что она сказала, ее глаза расширились, она залилась яркой розовой краской и замотала головой. — То есть, ты меня хотел? — исправилась она и снова замотала головой, ее щеки были уже насыщенно алого цвета. — То есть, ты хотел со мной поговорить?
Она облегченно вздохнула, наконец-то правильно сформулировав свой вопрос. Вздох был настолько тяжелым и резким, что все ее тело сначала напряглось, а затем обмякло, когда она выдохнула. Адриан следил за Маринетт, умиляясь, какой же очаровательной она была.
(Ну правда, порой она была настолько милой, что это было невозможно выразить словами).
— Не совсем, — ухмыльнулся он, — я просто хотел проверить одну гипотезу.
— О, — ему показалось, или в ее голосе звучало жестокое разочарование? По виду она точно слегка расстроилась. Ее глаза больше не сияли, она смотрела в пол и нерешительно трепала один из своих хвостиков. — И что там за ги—ги-гипо-ги?
Больше Адриан ждать не мог. Просто она была настолько хорошенькой, очаровательной и милой, а еще, он терпеть не мог, когда она выглядела такой расстроенной, да к тому же, существовала одна бесячая мелочь: она, возможно — возможно! — и была любовью всей его жизни. Боже! Он должен узнать! Так что он набросился на Маринетт и заткнул ее поцелуем.
Он взял ее лицо в ладони, заставил поднять взгляд, а затем накрыл ее губы своими — второй раз за эти два дня. Маринетт пораженно выдохнула ему в рот, и Адриан не упустил возможности углубить поцелуй, вновь втянув ее нижнюю губу. Маринетт обхватила его шею, запустила пальцы в волосы на затылке и привалилась к Адриану, когда у нее окончательно подкосились ноги. Адриан, удерживая ее, прижал Маринетт еще ближе, целуя, покусывая, посасывая ее губы и постанывая в ее чудный сладкий рот.
И все казалось таким правильным…
А потом вдруг прозвенел звонок на урок.
Адриан заполошно отстранился, продолжая обнимать ошарашенную Маринетт — ее рот был слегка приоткрыт, губы припухли, глаза подернулись дымкой, щеки горели привычным румянцем. Он насладился этим зрелищем, а затем облизнулся (этот сладкий привкус чувствовался до сих пор. Она что, питается только сладостями из семейной пекарни?).
— Звонок, — тупо заявил он, — нам лучше пойти в класс.
— А-а-ага.
Адриан ухмыльнулся ее немногословности (сам ведь ее до этого довел!):
— Ну, тогда, — он почти мурчал — пора бежать, Принцесса.
Отпустив Маринетт (в этот раз — полностью), он развернулся и услышал, как она врезалась в шкафчики и с пронзительным писком рухнула на пол… Всю дорогу до аудитории Адриан охеревал со своей офигенности и расплывался в нелепой, самодовольной улыбке.
А уж когда после него в аудиторию наконец-то вошла шатающаяся Маринетт, стало только хуже. Щеки у нее были отчаянно розовыми, глаза — ошалевшими, а сама она выглядела так, словно ее голова вот-вот лопнет.
— Урок начался пятнадцать минут назад, мисс Дюпэн-Чен, — строго сказал учитель, — и что же оказалось таким важным, что вы посчитали допустимым опоздать?
— Я… Мня… кхе… ха…
Учитель, и весь класс вместе с ним (кроме Альи и Адриана, который не мог сдержать самодовольной улыбки), тяжело вздохнули и посмеялись над красноречием Маринетт.
— Не важно, мисс Дюпэн-Чен, — ответил учитель, сжав пальцами переносицу, — просто присаживайтесь и не повторяйте этого впредь.
Маринетт, поспешно кивнув на замечание, стыдливо опустила голову, покраснела и бросилась к своему столу.
— Дорогуша, — услышал он шепот Альи, — что случилось?
— Я… мхем… кха… да.
Остаток дня Адриан не расставался с самодовольной улыбкой, вполне себе удовлетворенный тем, что Маринетт из-за него не могла и двух слов сказать (правда, Алью такое поведение подруги взбесило очень быстро). Он счастливо сел в лимузин, и ничего в мире его не беспокоило. В этот день даже урок фортепиано не смог испортить ему настроение.
Именно этот момент и выбрал Плагг, чтобы наконец-то выползти из-под рубашки Адриана и пристроить свою пушистую маленькую голову на плечо Адриана.
— Ну и? — прошептал Плагг Адриану прямо в ухо.
— Ну и что? — промямлил в ответ Адриан.
— Она целуется как Ледибаг?
И только тогда Адриан понял, что все время, пока длился поцелуй, он был куда больше сосредоточен на том, чтобы целовать Маринетт, вместо того, чтобы сравнивать ее губы с губами Ледибаг. Он был так занят, наслаждаясь ощущением ее губ на своих губах, на вкусе, эмоциях, вызванных поцелуем, что вел в их взаимодействии целиком и полностью. Он не мог сказать, держала ли Маринетт его за воротник в точности как Ледибаг, была ли она такой же напористой и пылкой, потому что именно он задавал темп поцелую. Именно он удерживал ее, углубляя поцелуй, и никак иначе.