Тунг-багатур конечно же слышал это имя, слышал многое, что рассказывали в городе о его носителе.

— Клянусь загробным блаженством, если вы Маулана Задэ, то я не вижу ничего особенного в том, что мои собаки не захотели вас учуять.

Бывший ученик медресе спокойно снёс хвалебное речение в свой адрес.

— А прибыл я в хранимый Аллахом дом ваш, чтобы увидеться с вашим гостем, хранящим до сих пор молчание.

Тимур сделал приветственный жест, но вложил в него не слишком много удовлетворения и искренней радости.

— Я хочу поблагодарить тебя, Маулана Задэ.

— Поблагодарить за что?

— За того дервиша, что сообщил мне о выступлении армии Мунке-багатура.

— У-ум, — Маулана Задэ выплюнул виноградные косточки, — только отчего ты решил, достойнейший Тимур, что дервиш этот был послан именно мной?

Тимур пожал плечами:

— Как бы там ни было, он появился вовремя и принёс полезное известие. Но если ты не хочешь, чтобы я был тебе благодарен, — воля твоя.

Маулана Задэ положил в рот сразу несколько виноградин. Прожевал. Опять довольно неопрятно выплюнул косточки.

— Не затем я явился сюда, да ещё таким образом, чтобы упиваться щербетом твоей благодарности.

— Тогда скажи: зачем?

— Я давно знаю, что ты в городе, я следил за тобой и старался не мешать.

— Да ты совсем и не мешал мне, — усмехнулся Тимур.

— Я понимаю, что ты здесь не только для того, чтобы повидаться с семьёй. Ты изучал город так, как изучал бы всякий, кто собирается этот город брать.

Тимур слушал не перебивая.

— Ты больше месяца в городе, и я решил, что тебе этого времени должно было хватить.

— Для чего?

— Для того, чтобы принять правильное решение. Ты безусловно увидел то, что видят все. Чагатаи уже не правят в городе.

— Они стоят на каждом углу.

— Но они не знают, что творится в домах и головах жителей. А я знаю. Знаю, что достаточно одной искры — и здесь всё вспыхнет. Сотни — я говорю то, что знаю достоверно, эмир Тимур, — сотни горшечников, кузнецов, трепальщиков хлопка, даже купцов точат свои кинжалы.

Эмир медленно покивал, на него неприятно действовала волна жаркой, истеричной энергии, которая шла от воспламенившегося под воздействием собственных речей ученика медресе.

— И ты считаешь, что такой искрой мог стать...

— Да, клянусь бессмертием души. Я знаю, где они, — под Бухарой, я знаю, сколько их, пять, а может, и шесть сотен. Если они неожиданным ударом...

Эмир поднял руку, как бы ставя этим жестом предел разговорчивости Маулана Задэ.

— Даже если твои кузнецы и горшечники, брадобреи и чувячники все, как один, поддержат моих всадников, всё это кончится огромной кровью.

Маулана Задэ потрясённо помотал головой:

— Тебя волнует кровь?

— Бессмысленно пролитая — да. Мы ничего не добьёмся. У Ильяс-Ходжи очень, очень много всадников. И не только здесь, в городе. И твои сербедары, сколько бы их ни было, не выстоят против них.

Лицо Маулана Задэ налилось тёмной, тяжёлой кровью, он закрыл глаза.

— Ты рассчитывал, что я дам тебе другой ответ? — удивлённо спросил Тимур.

Собеседник продолжал сидеть молча, с закрытыми глазами, он словно впал в какой-то транс. Тунг-багатур опасливо косился на него, не представляя, чем может разрешиться эта ситуация.

— Я ненавижу чагатаев не меньше твоего. Мы избавимся от них, но не сейчас.

Маулана Задэ внезапно открыл глаза, он полностью овладел собой, лицо его снова сделалось почти весёлым, в движениях появилась самоуверенность.

— Не сейчас? А когда, скажи мне, эмир Тимур.

— Тебя мучает нетерпение. Это очень горячее пламя, оно может и сжечь. И не только тебя, но и тех, кто рядом, тех, кто вместе с тобой.

Ничего не отвечая на эти слова, Маулана Задэ встал, подошёл к берегу арыка. Постоял так, не поворачивая голову к оставшимся сидеть на ковре.

— Да, мы избавимся от чагатаев. И не только от них. Не только.

С этими словами он легко перемахнул через арык и пошёл, не оборачиваясь, вглубь сада.

Когда он полностью пропал за деревьями, Тунг-багатур спросил у Тимура:

— Не понял я, что он хотел сказать. От кого он собирается избавляться?

— От меня.

— Да?! Аллах помутил его разум!

— Не Аллах.

Помолчав немного, Тимур добавил:

— Пошли предупредить мою семью, что я сегодня не приду.