Вместе с шейхом жила его двоюродная сестра, пожилая женщина, на её плечах лежали все заботы по дому.

Байсункар, подойдя к дувалу [14] , огораживавшему дом шейха, встал на четвереньки. Тимур залез ему на спину, а с неё ловко, будто усаживаясь в седло, пересел на дувал. Затем помог своему нукеру проделать то же самое.

В павильоне Шемс ад-Дин Кулара горел светильник. Обычно старик укладывался спать очень рано. Что-то чрезвычайное должно было произойти, чтобы он изменил своим правилам. Впрочем, за чрезвычайными событиями далеко ходить не надо, ими охвачен весь Мавераннахр.

Тимуру не пришлось ничего приказывать своему спутнику, он и без того прекрасно знал свои обязанности. Бесшумно соскользнул с глиняной стены и, прячась в тени чинары, приблизился к павильону.

Через несколько минут раздался условный свист, означающий, что опасности нет.

Старик не сразу узнал появившегося гостя. Тем более что гость появился бесшумно и неожиданно. С момента их последней встречи юный батыр немного изменился. Отрастил бородку, как подобает взрослому мужчине, но при этом сделался выше ростом и раздался в плечах. В его фигуре, даже когда он стоял неподвижно, чувствовалась своеобразная грация хищника, та грация, что неизбежно появляется во всяком, кто посвящает большую часть своей жизни военному и охотничьему ремеслу. Нет, не только борода. Глаза, именно они более всего изменились за несколько прошедших лет. Их яркий, обжигающий блеск как бы приугас, стал более холодным и глубоким.

Пока Шемс ад-Дин Кулар рассматривал своего одновременно старого и юного друга, тот впивался взглядом своих неподвижных блестящих глаз в мужчину, расположившегося рядом с шейхом. Он никогда не видел его раньше и поэтому не знал, как к нему отнестись. С одной стороны, он застал его в доме у человека, которому всецело доверял, с другой — в столь смутное время каждый и всякий может оказаться опасен. Облик незнакомца в простой неукрашенной чалме и столь же простом, потёртом халате одновременно и отталкивал Тимура, и возбуждал в нем любопытство. Изрытое оспой лицо, реденькая, через силу выращенная бородка. Выпяченная нижняя губа говорила о надменном нраве. Тут главное в том, имеет ли право человек на свою надменность. В таком халате, в такой чалме, с простыми деревянными чётками в руках! В такие годы! Ему едва ли многим больше двадцати пяти лет.

Одним словом, решил про себя Тимур, этим тревожным вечером судьба свела его с незаурядным человеком, но, судя по всему, опасаться его время ещё не пришло.

В этот момент подслеповатый старик наконец узнал того, кто к нему явился, и протянул к нему руку, прося, чтобы тот помог ему встать.

— Мне сказали, что ты вместе с Хаджи Барласом ускакал в Хорасан.

— Вы считаете, учитель, что, бросив город на произвол злой судьбы, бек поступил достойно?

Старик горестно покачал головой.

— Почему же вас удивляет то, что Аллах удержал меня от недостойного поступка?

— Меня не удивляет то, что ты здесь, меня расстраивает, что таких, как ты, столь немного.

Повинуясь приглашающему жесту шейха, Тимур уселся на потёртый ковёр рядом с человеком в чалме.

— Это мой молодой ученик, зовут его Маулана Задэ. Он учится в Самарканде в медресе [15] .

— В Самарканде? — удивлённо спросил Тимур. — Что же заставило вас, уважаемый, оставить стены родного обиталища?

Маулана Задэ приложил руку к груди и слегка поклонился:

— Я согласен с вами, время сейчас не лучшее для путешествий. Но бывают дела, заставляющие пренебречь соображениями подобного рода.

Голос у книгочея оказался низкий и хрипловатый, чувствовалось, что он привык к тому, чтобы его слушали внимательно.

В разговор вмешался шейх:

— Маулана Задэ здесь не случайно, он прибыл, чтобы посоветоваться со мной. Посмотри, что творится вокруг, разве может не воспламениться сердце всякого честного человека, разве в голове у него не появится мысль о том, как спастись от чёрной напасти?!

Слушатель медресе положил руку шейху на рукав, как бы предостерегая его от произнесения особенно резких слов. Старик не сразу понял, чего от него хотят, а когда понял, рассерженно заметил:

— Это Тимур, сын Тарагая. До ваших мест, возможно, не дошла ещё слава о нём, но у нас он известен как человек честный. Он вернулся сюда, рискуя жизнью, чтобы защитить родной город. Разве это не доказывает то, что ему можно доверять?

Маулана Задэ мягко улыбнулся:

— Даже самому себе человек не всегда может доверять, что же говорить о других.

Открылась дверь в павильон, и пламя в глиняном светильнике, стоявшем на каменных плитах пола, заколебалось.

Лицо человека в чалме словно окаменело, но тревога его была напрасной — это сестра шейха, худая согбенная старуха с почерневшим от вечного сидения у огнедышащей плиты лицом, внесла поднос. На нём стояли два чайника и лежало несколько лепёшек.

Когда Арзи Биби вышла, Шемс ад-Дин Кулар сказал, взяв в руки чашку с горячим чаем:

— Ты всегда был любителем секретов и почитателем тайной стороны вещей, Маулана Задэ. А ведь на все вопросы есть прямые ответы. «Кто господь неба и земли?» — спросят тебя. Скажи: «Аллах!» — «Тогда неужели вы взяли себе помимо Него заступников, которые не владеют для самих себя ни пользой, ни вредом?» Что ты ответишь на это, Маулана Задэ?