Шрифт:
На стенах и на надвратной башне стоят Тимуровы стражники, выгнавшие оттуда обезумевших от голода пешаварцев, и пересвистываются, давая знать друг другу, что пока всё в порядке.
Бьёт поклоны обезумевший сеистанский хан, только он один в этом скопище людей верит в силу своей немой молитвы.
Тимур спал спокойно. Тот факт, что его обманули, развязал ему руки, и он прекрасно знал, что будет делать завтра.
Хуссейн ворочался, он был вне себя от того, что его обманули. Он изыскивал способы отмщения за этот жестокий обман. И в голову ему приходил только один — надо отобрать у Гердаб-бека всё, что у него можно отобрать. Говоря другими словами, следовало ограбить тех, кого они были призваны защищать. Такими странными путями иногда шагает по земле идея справедливости.
За час до рассвета Тимура разбудил Курбан Дарваза.
«Жаль», — подумал эмир, просыпаясь. Он знал, что так рано его будят не для того, что сообщить радостную новость. «Радость ждёт, беда торопит», — гласит барласская поговорка.
— Что?
— Нас заперли!
Тимур сел на кошме и протёр глаза.
— Объясни как следует.
Оказалось, что Орламиш-бек оказался не таким простаком, как о нём думали, он сообразил, что Чокал освободила от осады не громадная армия, а небольшая дружина. И главное, он сообразил это очень быстро. И сделал из этого правильные выводы: он решил запереть храбрых эмиров в селении. Пускай он возьмёт крепость на месяц позже, но зато его добыча увеличится на тысячу вражеских голов. Что, во-первых, увеличит сладость победы, во-вторых, отпугнёт желающих вмешаться в борьбу за власть над Сеистаном.
— Они завалили дорогу деревьями и повсюду посадили там лучников-таджиков. Очень много. Работали ночью.
— Значит, надо было уходить вечером, — пробормотал тихо Тимур, всматриваясь в редеющую белую дымку, скопившуюся на дне ущелья, по которому пролегала дорога, исходящая из Чокала.
— Воистину Аллах помогает тому, кто встаёт рано, но кто помогает тому, кто вообще не ложится? — воскликнул Курбан Дарваза.
— Месть, — ответил эмир.
— Да, — вздохнул сотник, — ведь мы убили его сына.
— А я об этом забыл.
— Поднимать сотни?
— Погоди. Это единственная дорога из селения?
— Нет, есть ещё две.
Они были тут же осмотрены.
Первую, как возможный путь для спасения, пришлось отвергнуть сразу. Она мало чем отличалась от обыкновенного обрыва, спадающего к бурному пенному потоку. Не то что лошадь, не всякий человек смог бы по ней спуститься. Кроме того, кто поручится, что на том берегу в зарослях барбариса не скрывается засада из сотни-другой лучников?
Вторая была более пологая, чем третья, и более широкая, чем первая. Конница прошла бы по ней с грохотом и свистом, когда бы не одно небольшое препятствие. Стена. Тот, кто её некогда воздвигал, был по-своему прав: чтобы обезопасить селение от нападения с этой стороны, другого способа, кроме как воздвигнуть стену, не было. Тот старинный строитель и представить себе не мог, что когда-то возникнет ситуация, при которой для спасения понадобится не прятаться в укреплённом Чокале, а как можно стремительнее бежать из него.
Когда Тимур в задумчивости стоял на стене, к нему присоединился Хуссейн. Он уже всё знал. Поэтому был пасмурен и раздражителен. Его счёт к хитроумному визирю вырос до громадных размеров.
— Что будем делать, брат?
Тимур повернулся к Хуссейну. Он не понял вопроса. Потому что не расслышал его. Какая-то мысль проворачивалась в его голове.
— Пусть попробуют взять нас здесь, — сказал Хуссейн, но голос его не был подобен звону металла.
— Один раз Орламиш-бек пошёл нам навстречу, брат, больше он не окажет нам подобной услуги. Он справедливо считает, что теперь наша очередь идти в гости.
— Ты говоришь так, как будто что-то придумал.
— Если бы я умел летать по воздуху, мне не нужно было бы думать, — загадочно заметил Тимур и приказал Мансуру: — Приведи сюда великого визиря. Хотя постой. Мы сами поищем.
— Сколько нужно людей?
— Всех. Всю твою сотню. И твою, Курбан Дарваза, тоже.
— Что ищем? — спросил Мансур.
— Китайский песок.
Чокал мгновенно ожил, был перевернут, как старый, набитый пыльным хламом сундук. Вскоре к ногам эмиров были брошены несколько небольших кожаных мешков, чем-то напоминающих бурдюки для вина или кумыса. Тимур присел на корточки, развязал один из бурдюков, набрал в ладонь серо-сизого порошка, потом повернул голову в сторону стены, загораживающей дорогу, и окинул её оценивающим взглядом.
— Песка может не хватить? — озабоченно спросил Курбан Дарваза.
— Будем надеяться, что Аллах вложил в него достаточно огня. Наше дело — выбрать правильно место, куда эти бурдюки запихнуть.
Осмотрев стену ещё раз, Тимур указал, где именно нужно было её долбить. Несколько воинов тут же отыскали тяжёлые заступы и взялись за работу. Кладку явно делали не городские мастера, камни кое-как лежали друг на друге, некоторые дыры были просто забиты кусками самана.
— А что с ними будем делать? — спросил Хуссейн, кивнув в сторону Гердаб-бека и его брата, стоявших в некотором отдалении и наблюдавших за происходящим. Гердаб-бек сменил свой роскошный халат на обычный, но этого было недостаточно, чтобы смягчить праведный гнев Хуссейна.