— С ними? — прищурился Тимур.

Хуссейн грозно свёл брови на переносице, крылья его носа угрожающе подёргивались.

— За то, что они нас обманули, я предлагаю забрать у них всё. Смотри, брат, он одел простой халат и делает вид, что даже не ел вчера. Я пошлю людей, пусть они посмотрят, что там у них в тайниках. А лучше сам схожу.

Тимур криво усмехнулся:

— Я бы предпочёл их просто повесить.

— Повесить?

— Да. Но позже, а сейчас... — Тимур сделал знак Байсункару: — Приведи их. Вернее, одного, старшего.

Гердаб-бек, обливаясь холодным потом ужасающих предчувствий, приблизился.

— Ты уже знаешь, что сделал Орламиш-бек?

Великий визирь мрачно кивнул.

— Сколько у него людей?

— Очень много.

— Зачем же ты нас сюда заманил, шакал вонючий? — вспылил Хуссейн. Тимур спокойно переждал, когда утихнет гнев побратима.

— Да, зря ты нас сюда позвал. Мы не собираемся оставаться здесь навсегда. Мы могли бы перейти на службу к Орламиш-беку, потому что он человек более достойный, чем твой господин. И тем более чем ты.

Молчал великий визирь, молчал и только спрашивал себя: убьют или не убьют?

— Но поскольку мы стали причиной смерти его сына, он нас не захочет принять. Выход один: попытаться вырваться из этого горного голодного гнезда. Сейчас ты соберёшь всех своих пешаварцев. Всех, кто может стоять на ногах. Кто ими командует?

— Калашахир-бек.

— Приведи его.

Великий визирь ушёл, слегка пошатываясь. Непосредственная опасность отступила, но он понимал, что ненадолго.

Заступы продолжали вгрызаться в камень и саман.

— Пока тут это... — Хуссейн сделал неопределённое движение рукой, — я пойду займусь их тайниками. А то потом не будет времени.

Вновь появился великий визирь.

— Где Калашахир-бек?

— Он... объелся вчера ослятиной. Его рвёт с кровью. Он скоро, наверно, умрёт.

На небольшой площади у ворот медленно собирались измождённые серые тени с копьями в руках. Всё, что осталось от наёмного пешаварского войска.

Тимур указал на них плёткой:

— Тогда их поведёшь ты.

— Я?

— Да! Мансур, дать им лошадей.

Курбан Дарваза сообщил, что дыры в основании стены готовы, можно закладывать бурдюки. Тимур пошёл проверить, как это будет сделано. Ему ещё ни разу не приходилось иметь дело с порохом, он даже не видел, как это делают другие. Руководствуясь пересказами из третьих уст, он принял интуитивное решение. Если провидение споспешествует ему, значит, план взрыва — его подсказка.

Мешки установили, насыпали к ним пороховые дорожки.

Тимур велел сворачивать шатры.

Прибежал Мансур и сообщил, что пешаварцы не могут сидеть на лошадях, падают. И это когда кони стоят, что будет во время атаки?

— Привязать их к сёдлам!

Ослабевших, обезумевших от голода людей намертво прикрутили к сёдлам. После этого толпу искусственных кентавров собрали на площади возле главных ворот. Два десятка всадников было выделено для того, чтобы играть роль пастухов при этом беспомощном стаде. Не дать ему разбежаться, расползтись.

Остальные воины эмиров собрались неподалёку от того места, где при помощи взрыва должен был образоваться проход. Лошадям заткнули уши, чтобы грохот их не перепугал, и уложили на землю во дворах близлежащих к заминированной стене домов.

Мансур и Байсункар стояли наготове с подожжёнными факелами, выжидательно глядя на Тимура. Он опять забрался на стену, чтобы поточнее определить обстановку.

Прежде чем поджечь порох, он приказал отворить главные ворота и пустить вниз по извилистой дороге пешаварскую конницу. Роль, которую она должна была сыграть, была всем очевидна: отвлечь внимание людей Орламиш-бека от направления, где будет нанесён главный удар.

Хуссейн успел управиться со своими делами по очищению тайников великого визиря, и его люди торопливо заканчивали упаковку добытых ценностей.

— Так, может, всё-таки повесим лукавых братьев? — спросил он Тимура.

— Делай, как считаешь нужным, — ответил Тимур, отворачиваясь.

Хуссейн пребывал в сомнении. С одной стороны, он прекрасно знал, что лучший способ избавиться от ненужных и неприятных ожиданий — это убить человека, с которым они связаны, но с другой стороны, заниматься сейчас висельными упражнениями, в двух мгновениях от начинающегося жестокого боя, было не совсем с руки.

Тимур подал знак, и высокие деревянные ворота Чокала стали медленно открываться. Дико скрипели заржавевшие за время осады металлические петли, пританцовывали разгорячённые кони, мотая на своих спинах измождённых воинов.