Вглядываясь в эти красные лица, иссечённые сабельными шрамами, Роман сразу опознал в этих молодцах тех лихих вояк-«станиславчиков», что во время Северной войны попеременно воевали то за короля Станислава, то за Августа и одинаково легко грабили всех проезжих купцов на большой дороге. Что общего могло быть у этих молодцов с таким солидным фактором, как Генрих Крац!

— Боже мой, пан Хвостатый! Какими судьбами! — Немец с распростёртыми объятиями двинулся к предводителю загулявших жолнеров.

— Пан, пан, э... — Хвостатый явно забыл имя купчины, но тот поспешил напомнить:

— Генрих Крац из Бреславля! Разве пан забыл, как мы гуляли с ним в той придорожной корчме, что сразу за Фрауштадтом.

— Матка бозка! Генрих! — Суровое лицо Хвостатого преобразилось, чёрные густые брови, сросшиеся у переносицы, полезли кверху, тонкогубый рот заискивающе растянулся в улыбке, и тут Роман сразу узнал этого молодца с большой дороги.

Несомненно, это был тот самый вожак банды «станиславчиков», схваченный ещё до Полтавы его драгунами в придорожной корчме. И хотя за тринадцать лет разбойник изрядно постарел, но улыбочка его нимало не переменилась.

— А ведь я вас тоже знаю, вельможный пан! — вслух вырвалось у Романа. — Помните, как я вас взял в полон на силезской дороге?

— Москаль! — Лицо Хвостатого налилось кровью, в руках у него сверкнула сабля.

Но и Роман успел уже обнажить свой добрый драгунский палаш.

Бурные схватки в корчмах и трактирах Речи Посполитой были столь частым явлением, что посетители «Белого орла» обращали на них мало внимания. В то время как в одном углу залы дрались, в другом мирно ужинали. Тем не менее вокруг дуэлянтов тотчас составился круг любителей подобных развлечений, и очень скоро они разделились на две партии. Большая поддерживала пана Хвостатого, меньшая — Романа.

— Ставлю десять талеров за пана Хвостатого! Двадцать талеров за нашего доблестного пана рыцаря! — кричали сторонники и собутыльники «станиславчика».

— Вперёд, драгун! Тридцать талеров за полковника! — услышал Роман насмешливый голос Краца и подумал, что ох как не вовремя он схватился с Хвостатым.

Но в свои тридцать три года Роман был крепкий боец, и его палаш уже дважды задел разбойника.

В ту же минуту тощенький человечек, вынырнувший за спиной Романа с блюдом холодца, вдруг как бы невзначай уронил блюдо. Нога драгуна, угодив в студень, поскользнулась, и Роман рухнул на пол. Хвостатый уже занёс саблю, чтобы прикончить поверженного противника, как вдруг чья-то мощная длань вывернула ему руку и палаш зазвенел по плитчатому полу.

— Лежачего не бьют, Хвостатый! — Могучий старик вырос между дуэлянтами. То был благороднейший рыцарь Речи Посполитой, пан Чешейко, которого вся шляхта почитала самым тонким знатоком дуэльного кодекса.

— Э, да тут явный подвох! Кто бросил миску со студнем под ноги пана драгуна?! — У пана Чешейко ещё с тех достопамятных времён, когда он служил в золотых гусарах короля Яна Собеского и бился с турком под Веной, сохранилась не только немалая сила, но и громовой голос.

Среди собравшейся шляхты раздался сочувственный ропот, и даже жолнеры не бросились выручать Хвостатого, пока он был в железных объятиях знаменитого рыцаря. Выручила его городская стража, приведённая хозяином корчмы, не желавшим пересчитывать битую посуду.

Чешейко выпустил незадачливого дуэлянта, и Хвостатый поспешил укрыться за спинами сотоварищей, а Романа стражники потащили было в городскую ратушу. Однако на пороге их нагнал Генрих Крац и, вытащив увесистый кошель, заплатил такой штраф, что сразу уладил недоразумение и Романа отпустили с миром.

— Не знаю, как мне вас и благодарить, господин Крац, — растерянно сказал Роман, но лукавый немец только рукой махнул:

— Пустяки! С кем не бывает! К тому же всем известно, что этот Хвостатый — самый великий забияка во всей округе! Поднимитесь-ка, полковник, лучше в мою комнату и там мирно закончим наш ужин бокалом рейнвейна!

«Но кто мне бросил под ноги этот дурацкий студень? Недаром благородный пан Чешейко искал этого незнакомца! Тут, видать, явный заговор!» — размышлял Роман, пока Крац приказывал своему слуге накрыть на стол.

— Выпьем за нашу вечную дружбу! — Немец был сама учтивость, но что-то по-прежнему настораживало Романа. Может быть, колючий взгляд служки с лисьей мордочкой или рыбьи глазки хозяина?

Роман едва пригубил бокал, внезапно вскочил из-за стола, извинившись, что ему надобно срочно спуститься в свою комнату и возвернуть должок — сорок талеров, которые Крац уплатил за него городской страже. И хотя хозяин уверял его, что деньги ему не к спеху, и служка Краца его чуть ли за руки не держал, Роман вырвался из их дружественных объятий и простучал ботфортами в нижнюю залу.

Однако пана Чешейко здесь уже не было, а больше того злодея со студнем никто не видел.

Роман вернулся в свою комнату и вдруг почувствовал сильный озноб. Его вытошнило такой густой желчью, что Роман сразу уверился — яд.

«Вот отчего такой странный металлический привкус был у вина в бокале?! И потому-то служка Краца держал меня за руки и не хотел пускать, пока я не отопью вино!» — хладнокровно сообразил он. И, отсчитав сорок талеров, приказал своему денщику Ваське немедля отнести деньги наверх.