— Горько! — пророкотал вдруг над его ухом хрипловатый матросский басок, и он тотчас очнулся — царь!

Пётр прибыл на свадьбу не в карете, а на своём личном вельботе и вошёл, неся с собой запах корабельной смолы, — по пути не выдержал, заглянул на верфь, сам полез смолить днище готового к спуску фрегата.

— В каком ты виде, Питер? — Екатерина с ужасом рассматривала покрытые смолой царские ботфорты.

— Пустое! — Он отмахнулся от жены, подсел к братьям, обнял их за плечи. — Вот вы и сошлись вместе, полковники: один — мирный, другой — военный. И думаю, скоро мирный займёт первое место, потому как войне скоро конец. Как ты думаешь, Корнев, выдохся швед? — обратился царь к Роману, зная, что тот участвовал в десанте на шведском берегу.

— Конечно, выдохся, государь, если я своими глазами предместья Стокгольма видел, а мой вахмистр, вон он в конце стола сидит, едва не взял на аркан их командующего, принца Фридриха.

— Да ну! — Пётр округлил глаза от удивления и подозвал Кирилыча.

Тот подлетел к царю, вытянулся во весь свой могучий рост.

— А, старый знакомец? Не ты ли королевского генерал-адъютанта под Лесной пленил? — У Петра была крепкая память на солдатские лица.

— Он самый, государь, под Лесной и отличился, за что и был представлен к офицерскому чину! — поспешил Роман представить Кирилыча в самом выгодном свете.

— Почто же опять ходит в вахмистрах? — Пётр спросил серьёзно, по-начальственному, и Кирилыч понял, что надобно говорить правду.

— Так что на радостях имел крепкую баталию с Бахусом, государь! — рявкнул вахмистр и повинно склонил голову. — И проиграл, государь!

— Хорошо, что правду сказал, вахмистр! Да не скучай, война ещё не кончилась, глядь, и заработаешь ещё офицерский чин! — Пётр поднялся во весь свой огромный рост и, обратившись к жениху, поднял чарку: — А теперь выпьем, Никита, за расцвет наук и искусств!

«Имеют они обыкновение менять своё место. Пышно цвели в свой час в Древней Греции, теперь сместились на запад. А скоро, дай срок, расцветут и у нас в России! Будут и у нас, верю, свои Рубенсы и Тицианы!

Никита вскочил. Звонко чокнулись чарки. Царь угадал самую заветную мечту художника: стать российским Тицианом!

Хотя эскадра сэра Норриса опоздала на Балтику и русские летом 1719 года разорили все окрестности Стокгольма, тем не менее королева Ульрика-Элеонора и её кабинет упрямо продолжали войну. Мирный конгресс с Россией на Аландах шведы свернули и мира теперь добивались не с царём Петром, а с его прежними союзниками: Данией, Пруссией, Польшей и Саксонией. Но прежде всего им удалось заключить мир с Ганновером, владением короля Георга I.

Лорд Картерет иногда даже путался, чьи интересы юн представляет в Стокгольме — британские или ганноверские, настолько тесно они переплелись в политике Георга I. Для этого маленького ганноверского курфюрста, ставшего королём Великобритании, интересы курфюршества были, конечно, ближе к сердцу, и шведы поняли, что для того чтобы заполучить в союз Англию, надобно уступить Ганноверу. Всего за миллион талеров Швеция отдала Георгу I Бремен и графство Верден, а «следовательно, устье Везера и контроль над низовьями Эльбы. Вслед за тем, при посредничестве Картерета, полнел на мир со шведами и прусский король, за два миллиона талеров выкупивший занятый уже его войсками Штеттин. Теперь Швеция потеряла и устье Одера. Так были утрачены все плоды побед великого Густава-Адольфа в Тридцатилетней войне. Выход из войны Пруссии больно уколол Петра I, полагавшего, что прусский король — самый его верный союзник. Что толку, что самого Фридриха-Вильгельма мучила совесть, и он написал: «Мой мир со Швецией заключён, но я не смею говорить об этом, потому что мне стыдно». Россия потеряла последнего союзника. Вышли из войны также Польша, Саксония и один из самых упорных шведских неприятелей Дания, получившая Шлезвиг. При развале Северного союза особую неблагодарность проявил старый друг — король Август, которому Пётр вернул после Полтавы польскую корону. Он не только примирился со шведом, но в январе 1719 года подмахнул в Вене соглашение с императором Карлом VI и королём Георгом I, прямо направленное против России.

При активном участии главы британского Форин оффис Стэнгопа новоявленные венские союзники разработали грандиозный прожект, по коему британский флот должен был доставить шведскую армию в Кёнигсберг, где она объединилась бы с прусскими, австрийскими, саксонскими и польскими войсками, после чего огромная двухсоттысячная армия не только выбила бы русских из Лифляндии и Эстляндии, но и вернула бы Речи Посполитой Смоленск и Киев.

К системе Стэнгопа была подключена и союзная Франция, предоставившая Швеции в 1719 году новый кредит золотыми слитками на 300 000 крон. И наконец, вершиной системы был союзный договор Швеции и Англии, заключённый в январе 1720 года. «Отдаю должное сметливости молодого Картерета!» — рассмеялся Стэнгоп, получив присланный из Стокгольма договор. Ведь по договору Англия обещала невозможное — защитить шведские берега от русского флота, не вступая в войну с Россией!

«Наш принцип — воевать чужими руками! И хорошо, что молодой Картерет так быстро усвоил его! — удовлетворённо отметил глава Форин оффис, передавая договор на ратификацию в парламент. — Теперь все эти парламентские болтуны, стоящие за торговлю с Россией, быстро прикусят язычок!»

Система Стэнгопа, казалось, торжествовала полностью, и Россия оказалась в полной изоляции.

«Отныне Северная война перестаёт быть поединком Швеции и России, а становится общеевропейским делом!» — торжественно заявил Стэнгоп британскому кабинету. По его расчётам, лето 1720 года должно было принести великий поход венских союзников на Петербург.

Но коалиции часто рождаются мертворождёнными.

Система Стэнгопа и связанный с нею план лорда Картерета напасть на Россию летом 1720 года и с моря, и с суши начали рушиться, едва успев родиться. Отправленный за подмогой в Берлин шведский генерал Тауффер вернулся с пустыми руками. Пруссия, утвердив за собой Штеттин, наотрез отказалась выступать против царя. Как записал в своём дневнике прусский король Фридрих-Вильгельм: «Если я потеряю царя и попаду род ярмо Англии и императора, то привлеку к ответственности своих министров». Не собиралась участвовать р походе и Франция. Примчавшемуся в Париж Стэнгору прямо объявили, что Франция не только «не будет Участвовать в этом интересном мероприятии», но, напротив, перестаёт давать далее кредиты Стокгольму и собирается стать посредницей между Россией и Швецией. Английский министр вернулся в Лондон до того расстроенным (в Париже ему вдогонку сказали, что англичанам, возможно, стоит вернуть Испании завоёванный ею ещё в прошлую войну Гибралтар), что слёг в панель. Тем не менее он сразу принял примчавшихся по его вызову в Лондон лорда Картерета и Джефриса. Совещание проходило в спальне министра, пропитанной Запахом лекарства и микстур.