И разве думала она, молоденькая жёнушка, отправляя своего муженька в поход, что не увидит его боле? Было ли у неё предчувствие несчастья? Луиза задумалась, глядя в дворцовое окно. И вдруг вспомнила, как она стояла рядом с Арвидом в огромном рижском соборе. Генерал Левенгаупт привёл на прощальную службу перед тем походом всех своих офицеров, и собор стал похож на гарнизонную казарму. Краснорожий генерал с бычьей шеей стоял впереди своего воинства, и Луиза вспомнила вдруг его солдатскую кличку «мясник».

Тревожно гудел орган, звуки его взлетали ввысь к готическим сводам собора, и впервые в её хорошенькой белокурой головке мелькнуло предчувствие: Арвид не вернётся к ней из этого похода, как не вернётся и большинство этих молоденьких, пышущих здоровьем и мужской силой офицеров. Всех их уложит этот «мясник» в кровавой баталии. И потому, как она помнит, даже Re удивилась, когда в Ригу прилетела страшная весть о разгроме корпуса Левенгаупта под Лесной, а в списке убитых стояла фамилия её мужа.

Впрочем, она не очень горевала о потере Аренда. Приплода от него не было, а положение хорошенькой молоденькой вдовушки её вполне устраивало. Женишки по-прежнему толпились вокруг неё, в расчёте на богатство старого Франца Маменса, и она могла выбирать.

Что ж, она и впрямь не знала удержу! Луиза подошла к широкому венецианскому зеркалу и кокетливо показала сама себе язычок. Ей есть что вспомнить: лифляндский барон и купец из Кёнигсберга, мичманок с шведского брига и старейшина Дома черноголовых, богатый негоциант из Гамбурга и заезжий италианский музыкант... Да что считать их без толку, ведь в центре всей этой мужской похоти стояла она, красавица Луиза Маменс, которая любила только саму себя.

А потом, после Полтавской баталии, под стены Риги заявились русские и началась страшная осада. Рижанам не столько даже досаждали русские батареи (русский командующий фельдмаршал Шереметев хотел заполучить город в полной сохранности и активных действий против Риги не вёл, решив взять её измором), сколько масса беглецов, набившихся в Ригу со всех концов Лифляндии. По приказу шведского коменданта графа Штремберга беженцев ставили на постой даже в дома самых почётных и уважаемых шведских бюргеров, и началась неслыханная теснота. А с ней явился и страшный мор — чума! Тысячи мёртвых рижан и лифляндцев сжигали чумных на кострах, хоронить было негде, все загородные кладбища были заняты русскими. Чума унесла и родителей Луизы — сначала мать, а следом отца. После смерти старого Маменса оказалось, что дела его страшно расстроены, поскольку склад с его товарами в предместье был сожжён московитами, а деньги, которые он давал в рост лифляндским баронам, почитай, пропали. Сбившееся в осаждённую Ригу лифляндское дворянство было вконец разорено войной. Более всего Маменсу задолжало семейство Левенвольда, но оно не могло заплатить ни талера. Имение их было разорено, старик Левенвольд умер, а два брата проживали как раз на чердаке дома Маменса и пробивались игрой в карты. Так судьба впервой свела Луизу с красавцем Рейнгольдом Левенвольдом.

«Ничего не скажешь! Мужик он и сейчас ещё отменный, а тогда был горяч как жеребец-трёхлетка!» Луиза даже глаза прикрыла от возбуждения, вспомнив ту первую ночь со своим постояльцем.

Денег он, конечно, ей не вернул, но предложил свои услуги. И весь тот чумной год Рейнгольд ночевал в её спальне.

Только в июле 1710 года шведы наконец сдались (об этом давно молились все рижане) и в город вступили русские. Вопреки россказням о бесчинствах московитов, русские солдаты не бесчестили ни жён, ни девушек, а их офицеры были отменно вежливы. В войске Шереметева порядок был строгий.

Рейнгольд исчез из дома Луизы, не заплатив по векселям, а его место занял статный русский бригадир Лука Степанович Чириков. От оного бригадира Луиза и заимела первые навыки русского языка.

— Что за чин «бригадир»? А чёрт его знает — ещё не генерал, но уже не полковник! — громогласно захохотал её новый постоялец, когда она спросила Степаныча в постели о его чине.

Но так или иначе определён был её бригадир фельдмаршалом Шереметевым в коменданты Риги, и Луиза зажила с ним безбедно.

Степаныч был человек широкий, добрый и денег, коли у него были, не жалел. Луиза даже подумывала о том, не оженить ли его на себе, да вот незадача: в Москве у бригадира была жена и дети. И жёнка коменданта, узнав, что её Лука, почитай, всей Ригой правит, поспешила к своему мужу. Пришлось расстаться с выгодным постояльцем.

Времена для Луизы настали самые чёрные. Хорошо, ещё, что отцов дом уцелел, и Луиза жила, сдавая внаём комнаты небогатым чиновникам в пасторам. А натура требовала иной, роскошной, жизни. И вот, спроведав от случайных знакомых, что Рейнгольд выгодно устроился в Петербурге при дворе жены наследника, Луиза захватила просроченные векселя Левенвольда в поспешила в новую столицу.

Левенвольд и здесь денег ей не отдал, но совершил нечто большее: пристроил Луизу камер-фрау к принцессе Софии-Шарлотте.

Должность была выгодная — ведать гардеробом принцессы. Одна беда: жена наследника скоро скончалась. Но Луиза успела переменить фронт — ещё до кончины Софии-Шарлотты она подружилась со старшей камер-фрау царицы госпожой Крамер и передавала через неё все новости о малом дворе Екатерине.

Новости были нужные и забавные: к примеру, Луиза с неудовольствием выдала любовные связи Рейнгольда с женой наследника. И после нежданной кончины Софии-Шарлотты место она не потеряла, а была взята младшей камер-фрау к самой царице.