Шрифт:
— Я ничего не задумал, — отвечал царевич. — И ты ни о чём не думай. Что тебе? Ты останешься жив...
Наконец вернулся Махмуд Гаван с войском. Город зашумел, заполнился многими людьми ещё более, чем прежде. Объявлены были празднества, игры, шествия.
Офонас толкался по улицам и площадям, глядел и слушал. Люди волновались, шумели; часто повторялись, звучали слова: «Виджаянагар», «Мубарак». Иные толковали о женщине, которая будто бы явилась новым воплощением страшной Кали, гундустанской богини войны!..
Теперь Офонас всё понял! Это имя — «Мубарак» — сказало всё! А спутница Мубарака, новое воплощение страшной Кали... Офонас не сомневался, что речь шла о Дарии-биби!..
Офонас спрашивал, что такое «Виджаянагар». Ему ответили, что Виджаянагар — это земля с большим городом укреплённым...
Офонас пошёл к Микаилу, спрашивал его...
— Что ты задумал, мой господин?
— Лучше ты скажи мне, чью сторону ты примешь?
— Не могу понять твои слова...
— Лжёшь? — Микаил сжимал плотно губы.
— Я не лгу. Я знаю, что Мубарак создал своё княжество, захватил многие земли. И она, та, которую ты ищешь, она с ним.
— Ты пировал на их свадьбе.
— Они оба не сделали мне никакого зла, одно добро!
— И ты не видел, как этот разбойник расправлялся с людьми?
— А ты, господин мой, не видел никогда, как расправляются люди с людьми?
— Я сделаю то, что намерен сделать! И ты будешь со мной.
— Я оружия не подыму на Мубарака!
— Да ты позабыл вовсе, кто ты и кто властен над тобой!
— Я не позабыл твоего благородства.
— Ты — ничтожный гарип! У тебя всякий благороден, кто даёт тебе деньги и простирает над тобой руку-покровительство. Ты мне нужен сейчас. А будешь противиться, я прикажу убить тебя, как твой Мубарак убивал своих противников.
Офонас встал на колени, пал ниц и коснулся лбом ковра у ног царевича Рас-Таннура.
— Поднимись! — крикнул Микаил. И повторил: — Поднимись!
Но Офонас не поднимался. Он теперь лежал как мёртвый. Лицо его уткнулось в ковёр.
— Мубарак должен погибнуть, — сказал царевич. — Такие, как он, гибнут скорее, нежели кто бы то ни было...
Офонас лежал вниз лицом и думал, что ведь и Дария погибнет вместе с Мубараком — Хусейном Али. Но сколько времени возможно было пролежать так?..
Офонас поднялся, неуклюже опираясь на руки, и сказал тихо:
— Я буду тебе повиноваться.
Офонас пошёл в пристройку при конюшне, лёг. Бывало, он дремал и белым днём, но теперь не мог уснуть. Пошёл к своему коню Гарипу, сел на солому против него... Офонас молчал и даже и в уме ничего не говорил. Но рядом с Гарипом душа Офонасова размягчилась будто, и было чувство такое, будто Гарип знает всё, что случилось с Офонасом, знает и без рассказа Офонасова, знает и сочувствует, жалеет без слов, бессловесно. И чувство усиливалось, когда Гарип вдруг топал, стукал копытом, или подымал голову, шею тянул и ржал легонько... Возможно было бы долго просидеть так-то. Хорошо было...
Конюх, тот самый, с которым Юсуф ходил в дом разврата, где на палках бились, вошёл скорыми шагами. Офонас поглядел на него равнодушно. Конюх приблизился, тряхнул Офонаса за плечо внезапно.
— Тебя господин ищет, посылал искать тебя. А я подумал, ты здесь. Ступай к нему, приказал послать тебя к нему...
Офонас бездумно и покорно встал и пошёл...
Микаил курил хукку. Офонас встал на колени и поклонился низко. Царевич не оставил хукку. Офонас стоял на коленях. Он чуял, что робеет царевич и досадует на себя. Офонас знал, что он, Офонас, тому причиной, но не загордился; только думал, что странен Микаил...
Наконец Микаил оставил хукку и сказал решительно:
— Ты забудь иные мои слова, забудь. Я в тревоге. Ты оставайся со мной... — Микаил не договорил.
Офонас не подымался с колен.
— Я не покину того, без коего мой путь нынешний не имеет полноты, — сказал тихо.
— Скоро двинется дело. Скоро я увижу её.
— Я не оставляю моего господина. А иные его слова я позабыл. Ведомо мне, каков человек бывает в тревоге...
В Смоленске, в темнице, писал о Махмуде Гаване: «Мелик-ат-туджар взял два города индийских, что разбойничали на море Индийском. Семь князей захватил да казну их взял: вьюк яхонтов, вьюк алмазов да рубинов, да дорогих товаров сто вьюков, а иных товаров его рать без числа взяла. Под городом стоял он два года, и рати с ним было двести тысяч, да сто слонов, да триста верблюдов.
В Бидар мелик-ат-туджар вернулся со своей ратью на Курбан байрам, а по-нашему — на Петров день. И султан послал десять везиров встретить его за десять ковов, а в кове — десять вёрст, и с каждым везиром послал по десять тысяч своей рати да по десять слонов в доспехах.
У мелик-ат-туджара садится за трапезу всякий день по пятьсот человек. С ним вместе садятся за трапезу три везира, и с каждым везиром по пятьдесят человек, да ещё сто его бояр ближних. На конюшне у мелик-ат-туджара две тысячи коней да тысячу коней осёдланными день и.ночь держат наготове, да сто слонов на конюшне. И всякую ночь дворец его охраняют сто человек в доспехах, да двадцать трубачей, да десять человек с боевыми барабанами, да десять бубнов больших — бьют в каждый по два человека.