Особенно не надейся.

– Надеяться на что?

Зазвонил телефон, и он снял трубку.

– Лейтенант Филлипс.

Я слышала, как кто-то говорил. Чини быстро взглянул на меня.
– Я тебе перезвоню.

Он повесил трубку.
– Извини.

– Конечно. Мне уйти?

– Не обязательно. Посиди.

Чини вышел из кабинета и вошел в соседнюю дверь. Он позвонил, и хотя был недалеко, я не могла слышать, что он говорит. Черт. Чтобы успокоиться, я стала изучать его офис. К моему разочарованию, парень был слишком аккуратен на работе. У него дома вокруг всегда валялись какие-то вещи, обычно связанные с домашними проектами, которые он никогда не доводил до конца. При всем своем любопытстве я даже не мечтала порыться в его письменном столе. Я знала, что везде спрятаны крошечные камеры, и меня поймают на месте преступления. Должна признаться, что во время нашего кратковременного романа я ознакомилась со всеми ящиками и шкафами в его доме.

Я сложила карту тропинок и вложила ее в путеводитель Томаса. Мне было так скучно, что я была готова начать чистить свою сумку, когда услышала, что Чини заканчивает разговор.

Я смотрела на дверь в ожидании его возвращения.

Через минуту он появился, со странным выражением лица.

– Майкл Саттон мертв.

– Что?

– Его застрелили в его машине, на стоянке у парка Сишо.

Я лишилась дара речи, уставившись на него, и не веря. Чини продолжал, может быть, надеясь смягчить удар.

– Полицейский на месте сказал, что женщина выгуливала собаку, слышала выстрел и видела черную спортивную машину, выезжающую со стоянки. Она видела только мельком, и кажется, не может отличить «корвет» от танка. Она довольно уверена насчет черного цвета, если только машина не была темно-синей. Я не должен был тебе этого говорить, но ты хороший друг, и я верю, что ты будешь держать рот на замке.

Я сидела, неспособная принять новости. Чини положил мне руку на плечо и сжал.

– Мы выезжаем на место преступления, и я не хочу, чтобы ты здесь оставалась. Поговорим позже, когда я буду знать больше.

Четверг, 21 апреля 1988.

Джон остановил машину на подъездной дорожке, достал пистолет из-под сиденья и вышел.

Обошел вокруг главный дом до задней двери и вошел. Запасы спиртного хранились в буфетной, между кухней и столовой. Джон положил пистолет на стол, открыл шкаф и вытащил бутылку Cutty Sark. Налил себе порцию и выпил. Поставил стакан на стол и вытянул вперед руки. Он ожидал, что они будут трястись, но этого не последовало. Его сердце билось немного часто, но в остальном он чувствовал себя нормально.

Каким наивным он был, представляя себе убийство. В своем последнем триллере он описывал, как герой застрелил бродягу. Убийство было случайным — ни мотива, ни оружия, оставленного на месте преступления, ничего, что связывало бы убийцу с его жертвой. Полицейский следователь зашел в тупик. И дело должно было быть списано со счетов, как идеальное преступление. Конечно, была сделана ошибка, совсем небольшая. В конце, убийца не был пойман, но судьба у него оказалась незавидной, такой, какую может выдумать только писатель. Теперь Джон осознал, что совершенно не понимал процедуры лишения жизни другого человека. Это было просто, никаких последствий. Единственной неожиданностью был звук, который издал Майкл Саттон, когда понял, что произошло. Джону придется постараться, чтобы стереть из памяти этот короткий крик.

Он засунул пистолет за пояс, налил себе еще скотча и понес с собой в гараж, откуда он поднялся в свои комнаты. Ему нужно было упаковать еще несколько вещей. Кроме этого, он был полностью готов. Последние два года он постепенно переводил все свои деньги на оффшорные счета, начиная с десяти тысяч, которые оставил ему отец. Лайонел невольно завещал ему больше, чем собирался. Во время неразберихи после неожиданной смерти отца от инфаркта Джон очень удачно прихватил паспорт Лайонела из ящика стола. Мона ничего не заметила. Он дождался, когда истечет срок годности паспорта, и написал заявление на новый, приложив две собственные фотографии. Он сфотографировался в отцовских очках, так что сходство было достаточным. Джон испытал определенное удовлетворение, идентифицировав себя с отцом.

Ребенком он молился на папу, гордясь, что тот был профессором. Много раз он сидел у него на занятиях и восхищался его знаниями. Студенты были в восторге, смеясь над его забавными наблюдениями, записывая его остроты, вместе с плотными кусками информации, вставленными в его лекции. Его отец написал две книги, опубликованные известным университетским издательством. На коктейльных вечеринках маленький Джон ходил среди гостей, слушая, как отец рассказывает смешные истории об известных литераторах.

После смерти матери Джона и женитьбы Лайонела на Моне его значение уменьшилось.

Он написал еще две книги, которые плохо продавались, а третью ему пришлось публиковать самому. Годы спустя его еще приглашали читать лекции и хорошо платили, но Джон слышал те же слова, с теми же неловкими паузами для вежливого смеха над не очень смешными шутками. К тому времени, как Лайонел умер, Джон видел его выдохшимся и слабым.

Мона высосала из него все.

Джон вернулся к своим сборам. У него было почти сто тысяч долларов, сотнями, в двух специальных кошельках, которые были почти незаметны под его спортивной курткой.