– Ты удачно приехал, – обрадовался Ваня. – Я уже собирался на дачу махнуть. Дачу каждое лето мы снимаем в Парголово. Женщины уже там. А ты какими судьбами?

Вкратце я рассказал о своих перипетиях, и он уехал, оставив мне ключи от квартиры и обещание вскорости вернуться

«Так, – подумал я, – проблема с жильём решена. – Теперь – в университет на разведку, а завтра – в редакцию».

Молоденькая секретарша из числа студенток, решивших подработать во время каникул, подняла моё дело и радостно сообщила, что я числюсь в списках абитуриентов. Она быстренько зарегистрировала мою фамилию, выдала листок с расписанием приёмных экзаменов и консультаций, и посчитала свою миссию законченной.

«Хорошенькая, – плотоядно подумал я, поворачиваясь к ней спиной. – Не будь у меня дефицита времени, обязательно уделил бы внимание». Тем более, что я уже давно не имел близости со Светкой, и мне снились кошмарные, сладкие сны, после которых приходилось отмывать трусы от поллюций. И я, пропустивший через себя тонны беллетристики, не переставал удивляться, что герои романов никогда не испытывали этой проблемы, как будто были кастрированы.

В узких коридорах университета толпилась разношерстная молодёжь, и гул стоял, как на вокзале. Несмотря на мою военную форму, никто на меня не обращал внимания. Девушки, и совсем молоденькие промокашки и возрастом постарше, нещадно курили длинные тонкие сигареты, изящно удерживая их между указательным и средним пальцами и оттопырив мизинцы. Парни старались выглядеть солидно, пряча свою робость за толстыми стёклами очков. Как в фельетонах Зощенко, везде было накурено и наплёвано, и густо воняло терпким потом перепуганных тел, зачехлённых в джинсы и едва прикрытых мини – юбками, – первыми вестниками западной моды.

Старинные стены никогда не видели откровенного нашествия безнравственности, и со стоном выдерживали натиск широких спин и попок, пришедших послушать обзорные лекции по интересующим темам. И над всем этим висела мощно выраженная аура желания стать студентами прославленного ВУЗа. Десятки тысяч шпаргалок, уменьшенных до невозможности, надёжно прятались в карманах, складках одежды, запястьях, чулках и трусах, украшали колени, ляжки и ладони. Здесь же за умеренную плату можно было приобрести шпаргалки по любому предмету. Шустрые продавцы уверяли, что авторами их являются профессиональные ведущие преподаватели, доктора наук и даже члены приёмных комиссий. Не сдержав соблазна, я приобрёл гармошкой сложенные фотографии с сочинениями по русскому языку и литературе по двадцати предполагаемым темам, но вечером обнаружил, что это самая заурядная туфта, переписанная из учебников.

Редакцию я навестил ближе к вечеру. Знал, что к этому времени работы завершаются, и журналисты настраиваются на домашнюю волну. От университета до неё – рукой подать. После необходимых формальностей меня пропустили в штаб, и вскоре я вошёл в большую, знакомую комнату с пятью столами. Ребята рты разинули от неожиданности и встретили, как родного. Капитан Карклин, могучий, как Зевс, и лупоглазый, добродушный гигант, радостно меня облапил, похлопывая по спине широкими лапищами.

Скромный, почти незаметный литературный корреспондент газеты с уменьшительно-ласкательной фамилией Красненький учтиво пожал руку, будто я был какая – то знаменитость. Когда я впервые с ним познакомился, мне сразу же припомнился рассказ моего отца на эту тему. Во время Гражданской войны к ним в деревню нагрянули белые, перетрясли всех и прилипли к мельнику, известному чудаку и балагуру, который на потеху мужикам и на заказ кукарекал в бане задницей.

– Где, – спрашивают, – у вас здесь красные?

Мельник как раз был навеселе, и решил созорничать:

– Айда, – говорит, – я вам самого красного покажу.

Подводит он конный наряд к крыльцу дома, что стоял у околицы, и кричит во всё горло:

– Васька, выходи, тут твоей харей шибко интересуются!

Вышел Васька на крыльцо с рыжей бородой– лопатой и огненной шевелюрой, а как увидел казаков, всё лицо кумачом затянулось от испуга.

– Вот, – указал довольный мельник на соседа, – краснее этого в селе никого нет!

Хорошо, урядник с юмором оказался, понял розыгрыш. А то бы мельнику плетей не миновать.

Толя Хоробрых осмотрел меня с ног до головы, позавидовал загару:

– Вылитый узбек, только глаза зелёные. Совсем взрослым стал, истребитель.

Серёжа Каширин приветливо улыбнулся:

– Как там, на наших югах, всё ещё тепло и сухо?

Я выложил дары Узбекистана на стол, и ребята растерзали кучу винограда немедленно.

– А ты говоришь, в ТуркВО несладкая жизнь, – уплетая «дамские пальчики», скаламбурил Александр Михайлович, – пальчики оближешь!

Всей компанией мы отправились на угол Невского, где подавали шампанское, коньяк и лимоны с сахаром, и, побалагурив, разошлись. У каждого была своя личная жизнь, а я человек мимолётный. Но что ни говори, это мои ребята корреспонденты: и приняли за своего и рекомендовали в университет.

Из всех экзаменов более всего меня беспокоило сочинение. Казалось, нет такой темы, на которую в карманах не было бы шпаргалки. Однако я отказался от них, когда предложили написать о лучшем фильме 62–го года. Для меня это был фильм « Девять дней одного года», в главной роли которого снялся Алексей Баталов. Игра актёра потрясала искренностью и мастерством и высокой нравственностью к идеалам.

Не знаю, как, но мне удалось убедить приёмную комиссию, что это действительно лучший фильм, иначе бы хорошей оценки не поставили. Ко всему прочему, из нашего потока четвёрками были удостоены ещё пятеро, и я понял, что буду принят. Более того, я удивился, когда после экзаменов мне предложили учиться на дневном отделении. Лестное приглашение пришлось отклонить.

В секретариате я получил целую кипу рабочих планов, разработок и брошюр для самостоятельных занятий, длиннейший список учебников и обязательной литературы и задания для выполнения контрольных работ. Набралось килограммов пятнадцать, но всё это пустяки. Я знал, что в каганских и бухарских библиотеках ничего путного для учебы не найду.