В конце марта 1991 года, в одно из воскресений, в полевом учебном центре для курсантов был запланирован пеший переход на 25 км. К пешему переходу привлекались два курса курсантов: 2-й и 3-й курсы, которые в то время в полном составе находились на занятиях в полевом учебном центре. Те преподаватели, которые проводили занятия с курсантами, были привлечены к пешему переходу. Я был в то время старшим на полевом выходе при 3-м курсе. Погода стояла в то воскресенье солнечная, снега уже не было, температура воздуха доходила до 10 градусов тепла. Маршрут пешего перехода первые 15 км проходил по пескам Муюнкум; далее за песками маршрут проходил по полевой дороге мимо отстойных озер. Весь маршрут представлял - движение по большому эллипсу. Курсанты и офицеры были одеты в шинели с соответствующей экипировкой: офицеры - с противогазовыми и командирскими сумками через плечо; курсанты - с автоматами, противогазами, саперными лопатками и вещь-мешками. Учебные дивизионы взводными колонами в 08.00 начали движение с исходного положения. Я двигался с офицерами учебного дивизиона 3-го курса в голове колонны. Помню, как мы за часа четыре преодолели пески по указанному маршруту и вышли на полевую дорогу вблизи отстойных озер. Во время движения, через каждый час, мы все останавливались на 10-ти минутные привалы. На привале отдыхали, перематывали портянки, кто сидел, кто лежал. На одном из привалов время отдыха подходило к концу и командиры начали строить свои учебные взвода, и тут мы увидели, что к нам едет автомобиль УАЗ-469, а в нем начальник пограничного училища генерал-майор Лукашевич Н.Ф. Я подошел к нему и доложил по форме, так как я там был старшим. Учебные батальоны тронулись и продолжили свой пеший переход, а я стоял перед начальником училища и все слушал его инструктаж: как нужно внимательно осматривать курсантов после привала, проверять их экипировку, ведь кто-то из них может что-то оставить и потом придется возвращаться и искать. Я его слушал и думал: "Когда же он меня отпустит, ведь учебные батальоны удалились от меня на целых 500 м, он же меня не подвезет, а мне придется бежать, чтобы их догнать". Он, видать, специально так меня долго инструктировал, чтобы я хорошую сделал пробежку, догоняя учебные батальоны на марше.

Так и случилось. Инструктаж он закончил; сел в машину и по дороге поехал дальше, обгоняя батальоны. А мне пришлось с полчаса догонять хвост идущих батальонов, - ведь они отошли, от места привала, далеко. Так что у больших военных начальников нравственность такова: им не нужно чтобы подчиненный хорошо служил, им нужно, чтобы он мучился, - так выражались офицеры нашей кафедры.

К 14.00, к обеду, мы возвратились в место расположения, привели себя в порядок после пешего перехода. Там был для всех обед. А в 15.30 колонна, состоящая из двадцати машин, двинулась к месту постоянной дислокации, в Алма-Ату.

В апреле 1991 года, как и было запланировано, предстояли 3-х суточные двусторонние тактические учения курсантов 3-го и 4-го курсов. Я со своими преподавателями работал с курсантами 3-го курса и опять нам предстояло участвовать в учениях.

Учения начались 14 апреля 1991 года и опять курсантам предстояло действовать в горах.

Готовясь к учениям, я предложил начальнику кафедры, чтобы на командные должности побольше назначать курсантов, нечего им на учениях действовать за рядового солдата, они тоже должны приобретать и совершенствовать командирские навыки. Он меня поддержал в этом начинании.

Итак, начался первый день учений. В тот день мы занимались поиском и ликвидацией диверсионной группы. Старшими элементов боевого порядка группы поиска и группы блокирования мы назначили курсантов. И, оказывается, курсанты справились со своими обязанностями.

На второй день учений наш учебный батальон (3-й курс) занимался организацией и ведением обороны.

Так как курсанты 3-го курса прошли ротную тематику, мы с начальником кафедры решили в период организации обороны, одного из офицеров учебного батальона назначить командиром батальона, а всех курсантов 3-го курса поставить в роль командиров рот одновременно. Все курсанты, в роли командира роты, вычерчивали схемы опорного пункта роты. После прохождения выделенного часу на разработку схем, посредники их собрали для оценки. Затем мы заслушивали курсантов - командиров рот: решения на оборону роты, заслушали почти всех курсантов; затем слушали и оценивали постановку ими боевых приказов на оборону, тем самым оценили работу курсантов.

Когда начались оборонительные действия рот, а наступал "противник" (4-й курс), мы поочередно меняли командиров рот и оценивали их действия по управлению подразделениями каждой роты. Это на учениях уже смотрелось по-другому, так как учились не офицеры учебных батальонов и преподаватели военных кафедр, как было ранее, а учились действительно курсанты. Вот такие разумные новшества вводил наш начальник кафедры на учениях и в ходе обычных занятий.

А на третий день учений, с самого утра, проводились наступательные ротные тактические учения с боевой стрельбой. Проводились они в учебном центре Чунджинского пограничного отряда. Руководителем боевых стрельб был наш начальник кафедры полковник Татьянин В.Л. Командирами рот, их заместителей, командиров взводов и командиров отделений назначили из числа курсантов. На учения брались: минометный взвод 82 мм минометов, гранатометный взвод станковых автоматических гранатометов АГС-17. Расчеты этих огневых средств и командиры взводов назначались из числа курсантов. Посредником, при командирах рот на боевых стрельбах, выступал я. Боевые стрельбы прошли без всяких чрезвычайных происшествий. После проведенных 3-х суточных тактических учений, каждый курсант, участвовавший на учениях, получил свою оценку.

В 1991 году мне и подполковнику Цап П.Ф выходило по 25 лет календарной службы, так как мы призывались в Погранвойска в первых числах июля 1966 года. А если исполняется 25 лет, то, после этого, офицеру полагаются очередные отпуска по 45 суток без дороги, а не по 30 суток. Когда я подавал начальнику кафедры график отпусков своих офицеров ПМК на 1991 год (а это было в ноябре 1990 года), то себе и подполковнику Цап П.Ф. я запланировал отпуска с середины июля 1991 года. Но начальник кафедры ОВД, полковник Татьянин В.Л., все это сделал по-своему. Мне и подполковнику Цап П.Ф. он запланировал отпуска на май месяц 1991 года с тем, чтобы мы уходили в отпуск всего на 30 суток, а не на 45. Я ходил к начальнику кафедры разбираться по этому вопросу. Он не соглашался. Я просил его: "Вячеслав Леонидович, пусть я пойду в отпуск в мае месяце, но подполковник Цап П.Ф. пусть пойдет в августе месяце. Возможно это у него будет первый и последний отпуск на 45 суток, так как ему в 1992 году исполняется 45 лет и он собирается увольняться". Но начальник кафедры не согласился. Я довел до офицеров уточненный график отпусков. Конечно подполковник Цап П.Ф. был недоволен. И говорил: "Начальнику кафедры на следующий год, 1-го сентября, исполняется 25 календарных лет службы, посмотрим, когда он сам пойдет в отпуск".

Забегая наперед, скажу, что личные интересы нашего начальника кафедры взяли верх над государственными: он пошел в отпуск после 1-го сентября 1992 года на все 45 суток, без всякого угрызения совести.

Начиная с 1989 или 1990 года, начались трудности с продовольственными продуктами, даже с конфетами. Вспоминаю, как в нашем магазине военторга распределяли по талонам конфеты разных сортов по 200-300 грамм, и эти талоны представляли на кафедры. Талонов давали не много на кафедры - всем офицерам не доставалось, поэтому тянули жребий. Однажды, помню, возмущался наш секретарь первичной партийной организации кафедры подполковник Холмогоров: он сетовал на то, что, однажды, все талоны на конфеты присвоил себе начальник кафедры полковник Татьянин В.Л., говоря: "Мне нужны все конфеты". Как будто другим офицерам не нужны.

Как и были запланированы начальником кафедры отпуска на 1991 год, так мы с подполковником Цап П.Ф. и ушли в конце апреля на 30 суток.

В июне месяце предстояли государственные экзамены для курсантов 4-го курса. В состав Государственной экзаменационной комиссии по общей тактике потребовались преподаватели и с кафедры ОВД. Кто-то один из наших офицеров-преподавателей кафедры ОВД должен был входить в состав ГЕК для приема государственных экзаменов у курсантов Московского ВПКУ. Просился у начальника кафедры полковник Аношкин В.П., чтобы его включили в состав ГЕК, - ведь в Москве проживала его родная сестра. Но полковник Татьянин В.Л. эту кандидатуру отклонил и решил включить меня. Я его просил, чтобы меня не включали в ГЕК, так как моя дочь, Лена, заканчивала 10 классов и надо было заниматься ее определением в энергетический институт, проконтролировать сдачу вступительных экзаменов. Но начальник кафедры мне ответил: "А ты что, Николай Николаевич, будешь за нее сам сдавать вступительные экзамены?". Поэтому мои аргументы не оказалось веской причиной, чтобы меня не включили в состав ГЕК. И я, вместе с группой офицеров-преподавателей с других кафедр, улетел в Москву для работы в составе ГЕК для приема государственных экзаменов в Московском ВПКУ.