Тюбик с ультрамарином

Первый стакан пива Бурчихин выпил грамотно, в четыре глотка. Налил из бутылки второй стакан, посмотрел, как шевелится пена, поднес ко рту. Дал лопающимся пузырикам пощекотать губу и с вожделением отдался покалывающей холодком влаге. После вчерашнего пиво действовало как живая вода. Бурчихин блаженно зажмурился, маленькими глотками растягивая удовольствие... и тут почувствовал на себе чей-то взгляд. "Вот гадина!" подумал Витя, кое-как допил пиво, звучно поставил стакан на замызганный стол и оглянулся. Через два столика от него сидел тощий тип в синем свитере, длинный шарф был намотан вокруг несуществующей шеи, в руках трехцветная авторучка. Тип бросал на Бурчихина цепкие взгляды, будто сверяя его с чем-то, и водил авторучкой по бумаге.

– Опись имущества, что ли?!
– хрипло сказал Бурчихин, сплюнул и пошел на тощего.

Тот улыбнулся, продолжая чиркать на бумаге.

Бурчихин тяжело подошел и взглянул на лист. Там была нарисована родная улица Кузьмина, а на ней... Бурчихин! Дома были зеленые, Витя - фиолетовый! Но самое страшное, - Бурчихин был вроде и не Бурчихин!

Нарисованный Бурчихин отличался от оригинала чистым выбритым лицом, веселыми глазами, доброй улыбкой. Держался он неестественно прямо, с вызывающей гордостью! Витину фигуру облегал прекрасно сшитый костюм. На лацкане краснел значок какого-то института. На ногах красные туфли, а на шее такой же галстук. Словом, - пижон!

Большего оскорбления Бурчихин не помнил, хоть вспомнить было что.

– Так!
– хрипло сказал Витя, поправив ворот мятой рубахи.
– Мазюкаем? А кто тебе позволил над людьми надругиваться?! Не умеешь рисовать, - сиди, пиво пей! Кто вот это, ну кто, кто? Разве я?! Да еще в галстуке! Тьфу!

– Это вы, - улыбнулся художник.
– Конечно, вы. Только я позволил себе представить, каким бы вы могли быть! Ведь как художник я имею право на вымысел?

Бурчихин задумался, уставившись на бумагу.

– Как художник имеешь. А из кармана что торчит?

– Да это же платочек!

– Скажешь тоже, платочек!
– Витя высморкался.
– А глаза зачем такие вымыслил? Причесал волосы, главное. Вот подбородок у тебя хорошо получился, узнаю.
– Бурчихин, вздохнув, положил тяжелую руку тощему на плечо.
– Слушай, друг, а может, ты прав? Я тебе ничего плохого не сделал. Зачем бы тебе это выдумывать? Верно? А меня побрить, вымыть, переодеть буду как на картинке! Запросто!

Бурчихин посмотрел в свои ясные фиолетовые глаза, попробовал улыбнуться нарисованной улыбкой и почувствовал боль в скуле от потревоженной царапины.

– Будешь?

Витя протянул разломанную пополам пачку "Беломора".

Художник взял папиросу. Закурили.

– А это что?
– спросил Бурчихин, осторожно дотронувшись до нарисованной черточки на щеке, и присел к столу.

– Шрам, - объяснил художник, - сейчас там у вас царапина. Она заживет, а след останется.

– Останется, говоришь? Жалко. Хорошая щека могла быть. А значок к чему?

Художник наклонился к бумаге.

– Тут написано "Технологический институт".

– Думаешь, институт кончу?
– тихо спросил Бурчихин.

Художник пожал плечами:

– Вы же видите! Поступите и закончите.

– А в семейном плане что ожидается?
– Витя нервно отбросил папиросу.

Художник взял авторучку и на балконе дома набросал зелененький женский силуэт. Откинулся на стуле, посмотрел на рисунок и чиркнул рядом детскую фигурку.

– Девочка?
– фальцетом спросил Бурчихин.

– Мальчик.

– А кто женщина? Судя по платью, Люся?! У кого же еще зеленое платье?

– Галя, - поправил художник.

– Галя! Ха-ха! То-то я замечаю, она меня видеть не хочет! А значит, кокетничает! Ну, женщины, скажи, да?
– Витя засмеялся, не чувствуя боль от царапины. А ты хороший мужик!
– Он хлопнул художника по узкой спине.
– Пива хочешь?

Художник сглотнул слюну и прошептал:

– Очень! Очень хочу пива!

Бурчихин подозвал официанта.

– Пару жигулевского! Нет, четыре!..

Витя разлил пиво, и они молча начали пить. Вынырнув на середине второго стакана, художник, задыхаясь, спросил:

– Как вас зовут?

– Бурчихин я!

– Понимаете, Бурчихин, я вообще-то маринист.

– Понимаю, - сказал Витя, - это сейчас лечат.

– Вот, вот, - обрадовался художник.
– Мне море рисовать надо. У меня с легкими плохо. Мне надо на юг, к морю. Чтобы ультрамарином! Здесь этот цвет ни к чему. А я люблю ультрамарин неразбавленный, чистый. Как море! Представляете, Бурчихин, - море! Живое море! Волны, утесы и пена!

Они выплеснули пену из стаканов под стол и закурили.