кто от стыда еще краснеет

какой же он к чертям вредитель

светлеет помутневший разум

капитулировал делирий

ему на смену пусть не сразу

приходит умный тонкий лирик

Ловкий ход

главное туману напустить

чтобы умный критик без работы

не торчал распутывая нить

из трансцендентального болота

в экзистенциальные поля

где брутально и амбиваленто

в небе растворяется земля

отражая суть эксперимента

***

Сократ ответил до и после

него явившимся на свет

на все вопросы очень просто

на первый взгляд. Его ответ –

подумайте – таков: «Я знаю

лишь то, что ничего не знаю».

Голодный коллекционер

– Спроси о чем-нибудь другом,

сто раз сказал: люблю.

– Как?

– Очень!

Взяла б на полке вон Гюго…

И Алешковского не хочешь?

Тогда своргань чего пожрать,

чтоб раньше времени не двинуть.

Я, кажется, еще вчера

тебя просил. Достанем вина

коллекционные. Они –

коллекция, а это значит –

Матису, Врубелю сродни,

я бешеные бабки трачу

на них! Взгляни, взгляни на год

тут урожая винограда!

Его могли пить Арагон

и академик Виноградов,

Софи Лорен, Марлон Брандо –

а мы с тобою чем их хуже?

Начнем как Дебюсси с бордо,

продолжим рейнским. Я простужен

и голоден. К чему слова?

Мечи на стол икру и чувства,

достань балык, пока жива

у нас любовь как вид искусства.

Инь, Ян и Караян

По жизни Герберт Караян

был дирижером. Инь и Ян

не представляли для маэстро

ни интереса, ни оркестра,

ни нот, ни царства за коня.

Он репетировал три дня

и ночь не спал перед концертом,

и клетки мозгового центра

стремились к отдыху как сноб –

закрыть глаза и легких снов…

Но состояние покоя

(оно же Инь) снял как рукою

звонком по телефону Ян

бесцеремонно: «Караян,

ты спишь? Проснись! Беги подальше

от скучной музыкальной фальши

в пространстве комнатном из стен

согласно КНИГЕ ПЕРЕМЕН,

где пять стихий. Смотри: стихии

бывают мокрые, сухие –

огонь и дерево, земля,

металл, вода. А умалять

древнекитайскую науку

способны лишь тупые суки,

которых силы Ян и Инь

еще не трахнули. Аминь».

Неизвестность

Не понимаю, не понимаю,

решительно не понимаю ничего.

Н. В. Гоголь

Теплый терем, свет струится,

задушевные слова,

занавесочки из ситца,

у окна моя кровать…

Слева, справа и напротив

иудеи без идей

спорят на высокой ноте,

кто тут главный иудей.

Я и пальцем их не трогал,

а один как завопит:

«Ай, спасите ради Бога,

ох, убьет, антисемит!»

Давеча, когда к обедне

принесли остывший плов,

подмигнув, шепнул сосед мне:

«Отойдем на пару слов…

Уважаемый, ты гонишь,

кто же рубит так с плеча –

мы ведь все как на ладони,

ты еби мозги врачам.

Закосил от срока, службы?

Леденеет жрач. Потом…

Но учти: у нас здесь дружба,

а не сумасшедший дом».

Ничего я не усвоил

из напутственных речей,

но, однако, против воли

пробовал кусать врачей.

И какой-то провокатор

(говорят, что вор – завхоз)

восхищался: «Это ж надо! –

Натуральнейший психоз».

Чем и как нас не лечили!

Зад весь синий и болит.

Ладно, надо срочно в Чили

Пиночета удавить.

Дайте мину (лучше бомбу),

врежем янкам за Ирак –

что нам вражьи катакомбы? –