Шрифт:
А Дормидонт Проскуров - пожалуйста!
Видит он, что французы на деньги нескупы. Чего упускать момент, не трижды живём на свете.
Продал Проскуров
зерно,
сено,
корову,
козу,
распродал гусей и кур.
Мешок специальный завёл. Деньги в мешок собирает.
Рассуждает: чего бы ещё продать?
Вспомнил он о соленьях. Продаёт огурцы и капусту, грибов небольшой остаток.
Небывалый у Дормидонта Проскурова торг.
– А репу возьмёте?
– Возьмём.
– А морковь?
– Возьмём и морковь, - отвечают французы.
Разбухает мешок с деньгами. Даже жмых Дормидонт перегнивший продал.
Наконец Проскуров продал последнее. В общем, ни с чем остался.
"Бог с ним, - решает.
– Денег мешок. Я теперь на всю округу самый богатый. Раз в десять больше всего накуплю".
Был Дормидонт продавцом, стал теперь покупателем. Отправился вёрст за двадцать в не занятое французами село на базар. Ходит что гоголь.
Тут посмотрит, там приценится, и это и то пощупает.
Облюбовал
тёлку,
корову,
коня,
второго коня.
Ну и пригонит домой богатства!..
Вот и сошёлся в цене. Начинает считать кредитки:
– Раз, два, три...
– Э, да ты подожди, постой... Они же фальшивые!
– Что!
– заревел Проскуров.
– Какие фальшивые? Они же французами плачены!..
Стал собираться народ. Стали смотреть кредитки. Так и есть, все, как одна, фальшивые.
А дело в том, что, отправляясь в Россию, Наполеон приказал напечатать фальшивых денег. Оттого-то французы и щедры.
Взвыл Дормидонт Проскуров. И туда, и сюда, к одному и к другому... Да только никто на фальшивые деньги продавать ему ничего не согласен.
Вернулся домой он черней чернозёма. Есть хочется - никто не даёт. Худеет страдалец бедный.
Наконец какой-то озорной мужичонка нашёлся:
– Хочешь краюху хлеба?
– Давай!!!
– Только тащи свой мешок с деньгами.
Поскулил, поскулил Дормидонт, отдал мешок: есть хочется. "О господи, это за краюху-то и все-то мои богатства!"
Сожгли крестьяне фальшивые деньги.
Прошёл день.
Снова Проскурову кушать хочется. Никто не даёт. Никто не здоровается. Не желают знать крестьяне предателя.
Как же он жил?
Да так вот и жил. Пока совсем не отощал и не помер.
Жалко? Нисколько.
ДЕЛИКАТНОСТЬ
Многие дворяне при подходе французов бросали свои имения и уезжали.
Однако были такие, которые и оставались. Не уехала и княгиня Затонская.
– Французы меня не тронут, - заявила княгиня.
– Я во французском духе воспитана. Я романы на их языке читаю. Французы - сама деликатность.
Махнул старый князь рукой:
– Ну, как знаешь.
Взял и уехал.
Осталась одна княгиня да девка при ней, Парашка.
Пришли французы под Вязьму. Какой-то отряд вступил и в имение князей Затонских.
Явились солдаты в дом выбирать ночлег для своего командира.
Прошли они длинным рядом различных комнат, облюбовали одну с окном к восходу.
Комната небольшая, зато уютная. Кровать белым как снег застелена. Запахи ароматные. Столик, духи на столике.
– Как раз нашему офицеру.
Подошли княгиня и девка Парашка.
– Это комната моя, - объясняет княгиня.
– Это комната её сиятельства, - уточняет Парашка.
"Какое, ещё сиятельство!" - смотрят на женщин солдаты.
– Это комната для нашего офицера, - говорят они грозно.
А в это время офицер вошёл в дом. Услышал он разговор о комнате, подошёл, поклонился княгине.
– Пардон, - произнёс, - мадам. Виконт де Ланжерон, - представился. Поцеловал княгинину ручку.
– Убирайтесь!
– крикнул солдатам. Шаркнул ногой перед девкой Парашкой.
– Пардон, мамзель...
Просияла княгиня. Предлагает она офицеру остаться, выбрать любую из комнат.
– Хотите ту, что с балконом, или нет, лучше ту, что в китайском стиле.
– Господину офицеру лучше бы княжеский кабинет, - предлагает девка Парашка.
– Там ружья висят и сабли.