Обиделся офицер:

– Так и Суворов ведь был не саженного роста.

Кутузов удивлённо поднял глаза. Понял он, что Гришенька не из тех, кто за отцовскую спину лезет. Подошёл фельдмаршал к офицеру, расцеловал.

– Ладно, ладно. Вот и батюшка твой, бывало...
– Кутузов не договорил: стариковская слеза подступила к глазу.

Постояли они минуту.

– Ступай, - махнул рукой наконец Кутузов.
– Быть посему: лети, крылатый, своей дорогой.

Гришенька вытянулся, ловко повернулся на каблуках, вышел. А Кутузов долго и задумчиво смотрел ему вслед. Затем он потребовал лист бумаги и принялся писать письмо старому генералу.

"Милостивый государь, батюшка Пётр Никодимович!

Радость господь послал мне великую. Прибыл твой Гришенька. И сдаётся мне, что сие не новый побег, а юность наша с тобой явилась. Спасибо тебе за такой сюрприз. Уповаю видеть его в героях..."

Потом подумал и приписал:

"Просьбу твою исполнил. Отныне Гришенька у меня на самом приметном месте: при душе моей в адъютантах..."

Получив письмо, старый генерал долго ломал голову. "При душе" - как же это понять? Эх, приотстал я в военном деле: видать, при главнокомандующем новую должность ввели".

ТАТАРИН

У города Гжатска солдаты хоронили погибших товарищей. Вырыли большую могилу. Место выбрали на вышине, на холме у трёх сосен.

Глянешь отсюда налево - речки-певуньи крутой изгиб. Глянешь направо бежит дорога. Посмотришь вперёд - поля и поля, необъятная даль России.

Спите спокойно, герои.

Перенесли солдаты погибших на холм, положили у края могилы. Ждут армейского батюшку для отпевания.

Лежат, как в строю, убитые. Только глаза закрыты. Руки у всех на груди. Разные лица: молодые и старые, тощие, полные, усатые, с пухом на месте усов, с густыми бровями, с редкими, а вот и совсем безбровый, широкой лопатой скулы.

– Так это ж татарин!

Смотрят солдаты, как же им быть - татарин другой, не хрестьянской веры. Какое ж ему отпевание? Как бы того, не покарал бы господь за такое дело.

Сгрудились, перешёптываются между собой солдаты.

– Конечно, оно не по праву. Да ведь вместе сражался. Погиб за Россию. Хоть и не хрестьянская, а тоже солдатская кровь. Нет, нельзя, не по-хрестьянски его в сторонку. Пусть остаётся со всеми.

Явился батюшка, вынул кадило, пригладил свою поповскую бороду, приготовился.

Только хотел начинать отпевание, видит - лежит татарин.

Нахмурился батюшка:

– Убрать!

Не шевелятся солдаты.

– Убрать, - повторил священник.

– Ваше преподобие, - полезли солдаты, - пусть остаётся. Он же солдат. Господь не осудит.

Перекосилось от слов подобных лицо священника. Скула с бородой отвалилась, открылся и замер, словно в распорках, рот.

– Богохульники!
– заревел батюшка.
– Христопродавцы! Кайтесь, кайтесь святым угодникам!..

Переглянулись солдаты: не речи, а гром. Хотели они идти на попятную. Да что-то их удержало. Братство, видать, солдатское.

В это время холмом мимо трёх сосен ехал Кутузов. Видит: священник, могила, лежат убитые. Снял Кутузов фуражку, слез с лошади, перекрестился.

– В чём дело, ваше преподобие?

Объяснил священник, в чём дело. Посмотрел Кутузов на побитых солдат, на татарина, посмотрел на живых солдат, обратился к священнику:

– А нельзя ли солдат уважить?

– Ваша светлость, побойтесь бога!..

– Ладно, ладно, - поморщился главнокомандующий. Глянул опять на солдат, опять на священника, показал на кадило: - Дай-ка сию вещицу.

Поп растерялся и отдал.

Кутузов взял и сам замахал кадилом.

ИНГЕРМАНЛАНДСКИЙ ДРАГУНСКИЙ ПОЛК

Много в русской армии разных полков: Московский пехотный, Московский драгунский, Полтавский, Смоленский, Елецкий, Иркутский, Литовский уланский, Ахтырский гусарский... Ингерманландский* драгунский полк.

_______________

* Санкт-Петербургская губерния до 1710 года называлась

Ингерманландской. Полк и сто лет спустя, в 1812 году, сохранил своё

старое наименование.

Отходят войска от Гжатска, дорогой идут к Можайску.

Остановились ингерманландские драгуны на ночёвку в селе Заболотном, расседлали коней.

Окружили драгун крестьяне:

– Откуда родом, служивые, будете?

– Новгородские.

– Вологодские.

– Из-под славного города Санкт-Петербурга.

– С Волхова.

– Из Ижорской земли.

– Понятно, - отвечают крестьяне.
– А мы-то думали - вы нерусские.