В чем-то Лайнел был прав: было бы лучше попросить об одолжении кого-нибудь из знакомых художников, с которыми они с Эйлиш регулярно встречали в Школе искусств Раскина[1], но тогда все это не было бы так весело. Вероника схватила кисть:

— Видишь о чем я? Видишь все эти параллельные линии? Все это мне пришлось исправлять, потому что ты без конца дергаешься. Невозможно работать в таких условиях.

— По-моему, все отлично, — улыбаясь ответил Лайнел. — Ты отобразила лучшее, что есть во мне. Надеюсь, ты не собираешься все испортить, пририсовывая фиговый листок!

Вероника сделала выпад, пытаясь пнуть его под ребра. Лайнел схватил ее за ногу, чтобы лишить равновесия. Девушка, смеясь, упала рядом с ним на кровать.

— Нахал! Теперь мне придется перерисовывать тебе лицо. Темные волосы и глаза вполне подходят мифологическому персонажу, а вот небритая морда…

— А мне плевать. Женщины, которые увидят твою картину, все равно меня узнают.

— Главное, чтобы мой дядя не узнал, — улыбнулась Вероника, бросая кисточку на пол. Она повернулась к мужчине, опираясь на локоть. — Надеюсь, он никогда об этом не узнает. Ты же прекрасно понимаешь, что в тот день, когда дяде станет известно о наших отношениях, он запрет меня за семью замками.

— Не понимаю, к чему все это ханжество. Ты сама говоришь, что Оливер и Эйлиш шумят по полночи, при этом я никогда не замечал, чтобы Александр обращал на это внимания.

— Оливер и Эйлиш связаны священными узами брака, — Вероника торжественно изобразила крестное знамение. — Для таких, как мой дядя, этого вполне достаточно.

— Понимаю… Значит, мисс Куиллс, нам остается пожениться, чтобы не оскорблять всевышнего столь греховными деяниями как сегодняшний.

Он попытался произнести это серьёзно, но выражение ужаса, появившееся на лице Вероники вызвало у него смех. Он обнял ее за талию и привлек к себе, запуская руку под рубашку, едва прикрывавшую бедра.

— Это всего лишь шутка! Удивительно, как плохо ты меня еще знаешь!

— Разумеется, я тебя знаю, но с некоторыми вещами лучше не шутить, — ответила она. Лайнел снова рассмеялся, когда девушка театральным жестом положила руку на сердце и изрекла: — У меня из-за тебя чуть удар не случился. Говорить о браке с кем-то вроде меня, это словно…

— Предложить Гаю Фоксу[2] стать членом парламента. Я это знаю, и думаю точно также. Надо быть ненормальным, чтобы добровольно согласиться надеть петлю на шею. Впрочем, держу пари, что твой дядя все еще надеется, что однажды ты смиришься, примешь предложение от одного из твоих поклонников и превратишься в любящую жену, следуя превосходной модели счастливого супружеского союза Сандерсов.

— Они слишком идеальны, — ответила Вероника, томно откинув голову на подушки. — Клянусь, у меня даже чай становится слаще каждый раз, когда я их вижу.

Рука Лайнела продолжила свое восхождение по изгибу бедра, задирая рубашку к талии. Когда кожа полностью обнажилась, он начал прокладывать дорожку из поцелуев и завершил ее легким укусом. Вероника улыбалась, прикрыв глаза.

— Интересно, о чем же таком важном хочет поговорить мой дядя, — произнесла девушка через несколько минут. — Он выглядел довольно взволнованным… почти рассерженным, что довольно странно для столь спокойного человека, как он. Как ты думаешь, что происходит?

— Понятия не имею, через пару часов мы и так все узнаем, — Лайнел шлепнул ее по попке и встал. — Лучше мне вернуться в музей, пока не поздно, а ты должна выйти из дома якобы, чтобы передать мне сообщение. В противном случае, они могут что-то заподозрить.

— Ты уверен, что у тебя не будет проблем на работе, если ты прогуляешь еще и сегодня?

Лайнел усмехнулся, но, вспомнив, что по дому бродит миссис Хокинс, поспешил понизить голос.

— Солнце мое, я просто обожаю твое чувство юмора. Во всем учреждении я единственный, кто имеет право пенять остальному персоналу за прогулы.

— Ты и сэр Артур Эванс[3], — напомнила ему Вероника. — По-моему, ты иногда забываешь, что назначен помощником хранителя Эшмола, а не хранителем.

— Дай мне пару лет, максимум пять. Эвансу с каждым разом все меньше и меньше нравится оксфордский стиль жизни. Этой весной он только и говорит о своем желании посвятить себя раскопкам в Кноссе[4]. Он еще не долго протянет в своем музейном кабинете. Не успеешь оглянуться, как окажешься на инаугурации музея Эшмола-Леннокса, попомни мои слова.

— Что-то я сомневаюсь, что ты готов провести остаток своих дней в кабинете, — ответила Вероника, наблюдая, как Лайнел садится на край кровати и пытается найти свои штаны в груде вещей, из-за которых пол был едва виден. — Тебе слишком нравятся приключения, сильные эмоции… Возможно, держать в руках бразды правления музеем позволяет тебе почувствовать власть, но мы оба знаем, что это не совсем твое.

— Если ты про раскопки, а я уверен, что это так, то да, это по-прежнему моя стихия. Спасибо за комплимент.