– Вот-вот, Тихон Макарыч, раз Коряков сам где-то затаился, значит, к парню этому приставь человечка, пусть пару дней походит за ним. Может, и узнаем чего интересного.

* * *

Молодости приписывают многие грехи: и легкомыслие, и безоглядность, и беспечность. Не забывая, впрочем, что и такие добродетели, как бесстрашие, пытливость и смекалка тоже ей присущи. "И чего мы тут всего боимся?
– невесело думал Палестин, подходя к низенькому домику с резными подзорами - единственному такому в кривеньком переулке, именуемом Леонтьевский ручей, - В столицах, вон, слышно, народ чуть самодержавие не скинул, конституции добился, а мы всё болтаем да мечты строим. Надо что-то такое совершить, чтоб увидели в городе: есть и здесь сила, которая царизма не боится. Скажу сегодня об этом, а если не услышат, сам начну действовать. Вот схожу завтра же в слободу, оружие добуду. А план у меня есть".

Провериться бы ему, юноше светлому, поосторожничать где-нибудь за углом, как назидали опытные товарищи. Может, и заметил бы тогда чужую тяжёлую тень, тянувшуюся за ним от самой Калачной улицы, и слившуюся сейчас со старой больной ивой, из-за уродливых сухожилий которой по-волчьи желтели в ночь окна со знакомыми ставнями. К чёрту страх. Впереди - жизнь и борьба! Палестин решительно шагнул за калитку. Условный стук. Боевая группа социалистов-революционеров в сборе.

А тень эта, помедлив, оторвалась от дерева, метнулась по снегу к холодному телу избы, ловко изогнувшись, прилепилась к щели, оставленной непростительно между занавесками. И замерла-то всего на несколько минут. А уже через полчаса участковый пристав Чернолобов тем же условным стуком оборвал речь Танечки - "Трапеции", ставящей точку в деле Богоявленского, которого окончательно осудили на смерть путём расстреляния и, непременно при публике, на одной из городских улиц. Третий член боевой дружины, он же приватный ветеринар Акулов и он же хозяин дома, услышав: дробь - пауза - дробь звукового пароля, недоумённо оглядел присутствующих и резко подкрутил фитиль лампы.

– Ваше благородие, - вывернулся из-за угла и вскочил на крыльцо

пышноусый детина урядник, - Свет в дому погас, поберегитесь. Раз дверь не отпирают, чую, щас палить начнут. Помните, как с типографщиками вышло?

Чернолобов помнил. Недавно, сразу после святок, по наводке "штучника" "Актёра" они окружили неприметную лачугу в Затоне. Понимая, что гектограф и оружие есть прямая дорога на виселицу, бандиты устроили им тогда кровавую баню: трое убитых стражников и двое покалеченных. Многовато-с! Если и здесь такое повторится, разжалуют. За мать милую, разжалуют!

– Вахмистр!
– уже не таясь, закричал он, - Дверь ломать! Людей товсь к стрелянию по окнам и уловлению тех, кто бежать начнёт! А ты, Громыхайло, живо на задний двор. И гляди, чтоб никаков человек не пролез!

Суета охранной команды и тем более эта - на кого рассчитанная?
– стряпня со стуком, мало испугала конспираторов. На случай таких вот наскоков дом был продуманно приготовлен. Пока Чернолобов топтался на крыльце у входа, боевики из сенного погреба по добротному прокопу без труда протиснулись в хлев, задняя стена которого нависала над тёмным оврагом. А за ним - густой чернотал, петли заячьих следов и спасительные тропинки к охотничьим кордонам. В хлеву было темно, но Акулов быстро откидал сено, нащупал и открыл потайную дверцу, выглянул наружу. И тут только, вспомнив что-то, зашептал: "Татьяна Андреевна, а ведь с вашей-то ногой овраг не перейти. Снег глубокий. И тропы, надо думать, перемело. До ближнего кордона версты две-три идти, не осилите. Эх, времени у нас совсем ничего. Через несколько минут эти архаровцы здесь будут: дверь в избе выломают, и лаз непременно найдут. Давайте-ка, вот что: быстро одевайтесь, - он пошарил по стене рукой и снял с гвоздя полушубок. Затем сунул Танечке пустое ведро, - Пока во дворе никого, попробуйте к колодцу пробраться. Увидите: он сразу за хлевом, направо. Если что, плачьте, мол, соседка я, Шахова по фамилии, за водой сюда хожу. На реку, мол, тяжело, калеке, вот сюда и хожу. За колодцем тропинка есть через соседский огород, уйдёте".

Ветеринар осторожно приоткрыл дверь, вгляделся в темноту и, немного помедлив, подтолкнул Танечку: "С богом!" Проследил, туда ли она направилась, и сжал руку Палестина. Накинув на себя какие-то лохмотья, боевики вывалились в овраг.

Громыхайло в это время обогнул угол избы. Человеком он был бывалым, потому сразу присел и осмотрелся. Двор был пуст. Только телега с задранными вверх оглоблями и груженная, как-будто, сеном, чернела у сарая. К ней, не долго думая, урядник и двинулся. И тут где-то совсем близко звякнуло-ёкнуло пустое ведро. Громыхайло сдёрнул с плеча винтовку. "Кто здеся?" - передёрнул затвор. Но ему никто не ответил, хотя в непроглядной за телегой темноте явственно слышался хруст снега - кто-то торопливо удалялся за хлев. Урядник нырнул под оглобли, и ещё никого не видя, осевшим вдруг голосом скомандовал: "Стой! Стреляю!" И только, когда в метрах двадцати от себя услышал: "Не надо, не надо, дяденька!", рассмотрел человека. Подскочив к нему, он рванул его за высокий воротник полушубка. "Баба что ли?" - обомлел вначале, но потом глухо зарычал:

– Чего тут делаешь? Кто такая?

Танечка плаксиво объяснила. Громыхайло - опять же за воротник - приблизил её лицо к своему и вгляделся: "Чисто сопля зелёная, на революцинерку, вроде, не похожа, - решил про себя и замахнулся прикладом, - А ну, пошла отседова, дура". И видя, что девка, видимо, парализованная страхом, не шевелится, ударил её. Танечка упала, но поднялась и, прихрамывая, утащилась за колодец.

Громыхайло матюгнулся и вернулся к телеге. Зарывшись в сено, тоскливо стал думать о своей, давшей трещину, судьбине. И когда от сарая вдруг донеслась до него многоголосая брань, он не сразу понял, что происходит. "Спишь, подлюга!" - вырос перед ним Чернолобов и тяжёлым ударом повалил вскочившего урядника на снег.

– Где они?
– орал пристав, - Почему не стрелял? Отвечай!

– Дык, что случилось-то, ваше благородие? Ей богу, никого не видал, - утёр окровавленную губу Громыхайло, - Девка одна только и топталась тута с ведром, за водой приходила. Соседка. Так прогнал я её. А чужих, как есть мне провалиться, ни одного не замечено!

– Что за девка? За какой водой? Вахмистр, а ну проверь соседей и давай ту девку сюда.

Через несколько минут вахмистр доложил, что девок в соседнем доме отродясь не бывало, у хозяев едино лишь два сына законных имеется и оба не женатые ещё.

– Так!
– зловеще зашипел Чернолобов и спросил топчущегося неподалёку филёра в куцем пальтишке, - Точно трое их было?

– Вот как вас сейчас вижу - трое: баба в платке и двое мужеска полу, один постарше с бородкой, другой - молоденькой ещё, - перекрестился "топтун".

– Так, - ещё раз протянул пристав, - Девку, выходит, эта размазня пожалел и отпустил, а те двое, значит, в овраг сиганули.

И похлопал по плечу урядника: "Теперь тебе, сволочь, точно небо через решётку разглядывать. Ты, вахмистр, осмотри здесь всё ещё раз, да хорошенько дом переверни, а я в управление с докладом". И уже в кошевке снова ударил урядника: "Если лишат меня должности, заказывай по себе панихиду, морда квашеная!"