Шрифт:
Утративший веру в людей и в Бога, в смысл бытия – в ответ на желание супруги, поддавшейся таинственному необоримому зову природы – стать матерью, он отвечает категорическим «Нет!».
Это самое страшное «Нет!», которое может сорваться с уст мужчины в ответ на просьбу любимой женщины. Ведь если человек отказывается от одного из основных предназначений – продолжения рода, это означает, что впереди – катастрофический обвал, крушение цивилизации, охваченной языками, вырвавшимися из преисподней пламени всепожирающего огня.
Глава VI
Человек ли это (?!)
Я не имел права на какие-либо чувства… Я был обязан быть еще более суровым, бесчувственным и беспощадным к судьбе узников. Я видел все очень ясно, иногда даже слишком реально, но мне нельзя было поддаваться этому. И перед конечной целью – необходимостью выиграть войну – все, что умирало по пути, не должно было меня удерживать от деятельности и не могло иметь никакого значения.
Рудольф Франц ГессВ предисловию к «Выбору Софи» – одного из наиболее известных романов Уильяма Стайрона, описывающего трагическую историю женщины, сумевшей выжить в концентрационном лагере Освенцим, американский автор рекомендует к обязательному прочтению автобиографию коменданта этой зловещей фабрики смерти Рудольфа Гесса:
«Ее, бесспорно, должны прочесть во всем мире преподаватели философии, священнослужители, несущие слово Господне, раввины, шаманы, все историки, политические деятели и дипломаты, активисты освободительных движений, независимо от пола и убеждений, юристы, судьи, актеры, кинорежиссеры, журналисты – короче, все, кто хотя бы отдаленно влияет на сознание своих сограждан… Дело в том, что, читая Гесса, мы обнаруживаем, что в действительности мы не имеем понятия о подлинном зле: зло, выведенное в большинстве романов, пьес и кинофильмов, примитивно, если вообще не фальшиво, этакая низкопробная смесь жестокости, выдумки, невропатических ужасов и мелодрамы».
«Директор» Программы уничтожения
На вопрос американского психиатра Леона Голденсона, переживал ли комендант Освенцима, убивая детей того же возраста, что и его собственные дети, которые вместе с их матерью жили на территории лагеря рядом с отцом, Гесс категорическим тоном ответил:
«Я лично никого не убивал. Я просто был директором Программы уничтожения».
К реализации Программы уничтожения герр комендант приступает во всесилии своего организаторского таланта.
«С самого начала мне стало ясно, что из Освенцима что-то полезное может получиться лишь благодаря неустанной упорной работе всех – от коменданта до последнего заключенного. Но для того, чтобы иметь возможность впрячь в работу всех, мне пришлось покончить с устоявшимися традициями концлагерей. Требуя от подчиненных высшего напряжения, я должен был показывать в этом пример.
Когда будили рядового эсэсовца, я вставал тоже. Прежде чем начиналась его служба, я проходил рядом, а уходил позже. Редкая ночь в Освенциме обходилась без того, чтобы мне не позвонили с сообщением о чрезвычайном происшествии» (Рудольф Гесс. Автобиографические заметки).
На вопрос: Каким образом стали возможны ужасы концентрационных лагерей? – следует раздраженный ответ:
«Я уже достаточно сообщил раньше, а также в описаниях отдельных персон. Лично я их никогда не одобрял. Никогда я не обращался жестоко ни с одним заключенным, тем более ни одного из них не убил. Я также никогда не терпел жестокого обращения с ними со стороны своих подчиненных. Меня мороз по коже продирает, когда сейчас, в ходе следствия, я слышу о чудовищных истязаниях в Освенциме и в других лагерях».
«Так точно! Да!»
«Обвинитель:
– Вы с 1940 по 1943 год были комендантом лагеря Освенцим?
Гесс:
– Так точно.
Обвинитель:
– За это время сотни тысяч людей были там уничтожены. Это правда?
Гесс:
– Так точно…
Обвинитель:
– Правильно ли, что Эйхман заявил вам, что, в общем, в Освенциме уничтожено более двух миллионов евреев?
Гесс:
– Так точно.
Обвинитель:
– Через какие промежутки времени прибывали железнодорожные эшелоны и сколько примерно людей находилось каждый раз в эшелоне?
Гесс:
– До 1944 года соответствующие кампании проводились в разных странах… В течение примерно четырех-шести недель ежедневно прибывало два-три эшелона с примерно двумя тысячами человек каждый.
Обвинитель:
– Правильно ли, что по прибытии в лагерь жертвы должны были снять с себя всю одежду и сдавать ценные вещи?