– Убери пушку, дебил, а то останешься без ушей!

У грабителя от неожиданности отвисла челюсть.

Нужно признаться, что челюсть отвисла не у него одного. Ничего подобного я от Израиля Иммануиловича в жизни не слышал и не рассчитывал услышать, а потому тоже удивлен был крайне.

Тем не менее нужный эффект был достигнут: парень опустил оружие, и Израиль Иммануилович продолжил свою работу.

Он подошел к платформе транспортера – единственного, пожалуй, хайтек-изделия в помещении (да и то декорированного по спецзаказу деревянными панелями и бархатом), набрал на клавиатуре нужную комбинацию, но прежде чем нажать на большую зеленую кнопку ввода, еще раз сверил переданный ему грабителем федеральный идентифкационный номер с номером из кросс-референса и, с видом человека, добросовестно сделавшего свое дело, произнес:

– Вуаля! Номер 3622231-383/220866-Дакота. Розалия Шульцбрехт. Уши. Оригинал. Примите и распишитесь!

Я посмотрел на молодого грабителя и увидел, как задвигался туда-сюда его кадык, затряслась голова, и подумал, что он вот-вот упадет в обморок.

…

Шторка транспортера открылась, и из его нутра, торжественно поблескивая стеклянными боками, выкатился контейнер.

Израиль Иммануилович осторожно взял его и, прежде чем поставить на стойку, включил встроенную подсветку.

Молодой человек смотрел внутрь, на предмет своего страстного желания, забыв про все на свете.

Это было зря, потому что следом за глубоко охлажденными ушами он увидел сицилийскую лупару, в обоих стволах которой были патроны с картечью.

…

Когда полиция заталкивала горе-налетчика в автомобиль, чтобы увезти в участок, тот совсем расклеился, плакал и кричал, что это уши его любимой бабули, что он долго искал их по разнообразным каталогам, для того чтобы подарить ей на стодесятилетний юбилей.

…

На дверях магазина висела табличка: «Закрыто», а мы с Израилем Иммануиловичем сидели в задней комнате и пили чай.

В мою чашку он подливал еще и венесуэльский ром, отчего настроение мое быстро улучшалось.

После непродолжительного обсуждения инцидента с ушами Розалии Шульцбрехт я спросил у него про обрез и про его склонность к подобным древностям.

Израиль Иммануилович вздохнул и посмотрел на меня со светлой грустью во взгляде.

– Эх, Йозеф, Йозеф! Вы еще так восхитительно молоды, что можете позволить себе не знать, что, имея пистолет, вы имеете вместе с ним гораздо больше проблем, чем вы могли бы подумать. В самый интересный момент у вас может заклинить патрон в патроннике. Если вы носите патрон в стволе, вы можете забыть снять пистолет с предохранителя, а второй попытки у вас уже не будет. В конце концов, можно промахнуться и с трех шагов. Лупара же, мой мальчик, это совсем другая история. Совсем другая история…

Он помолчал немного, потом продолжил, рассеянно глядя куда-то мимо меня:

– Был прекрасный день, чтобы жить. Но в глазах этого человека я увидел смерть. Он был хорошо одет, это я вам говорю. Очень хорошо одет. Он улыбался и был похож на безоблачное небо, но в глазах его была смерть. Он спросил у меня о том, о чем в этом городе знал только я. Он спросил у меня о том, о чем на этой Земле знал только я, потому что те, кто знали об этом кроме меня, уже умерли и умерли некрасиво.

Он снова замолчал, а я почувствовал, что весь мой хмель у меня из головы как ветром сдуло. Я не шевелился и почти не дышал, чтобы не спугнуть этого его внезапно нахлынувшего воспоминания.

– Он спросил у меня, куда пропал пенис Последнего Императора.

Я чуть слюной не подавился. Посмотрел на него: не шутит ли?

Нет. Израиль Иммануилович был совершенно серьезен.

– Китайского? – почему-то сорвалось у меня с языка.

Он глянул на меня и нахмурился.

– Надо полагать, Йозеф, учитель истории в вашей школе был большим другом вашей семьи, иначе я не представляю себе, как бы вы смогли сдать выпускной экзамен, – он осуждающе покачал головой. – Конечно нет! Вы ошиблись на сто лет. Этот император правил огромной страной, а какой – потрудитесь сами узнать при случае.

Потом он долго молчал, и я уже начал думать, что продолжения истории не дождусь, и всячески проклинать себя за несдержанность, но Израиль Иммануилович вышел из задумчивости так же неожиданно, как и погрузился в нее.

– Смысла открещиваться от того, что этот лот у меня, не было. Я хорошо знал, что сделали с людьми, которые так или иначе имели к нему отношение. Эти люди умели молчать, но тот, кто приходил к ним, умел развязывать языки, и теперь он пришел ко мне, и жить мне оставалось ровно столько, сколько контейнер будет ехать из хранилища.

Не знаю, какое уж было у меня в этот момент выражение лица, только, взглянув на него, Израиль Иммануилович повеселел.

– Да, молодой человек, встреча со смертью не всегда заканчивается похоронами, и я – лучшее тому доказательство! – он отхлебнул чая и многозначительно мне подмигнул.

Я понял, что рассказ самым диким образом скомкался, а значит, подробностей я уже не дождусь. Какая-то детская досада захлестнула меня, словно поманили меня конфеткой, а потом не дали.

– Но как? Как вы разобрались со всем этим?! – воскликнул я в отчаянии.