Шрифт:
– Не я, а она! – старый еврей взял в руки свою лупару, погладил приклад, как бедро женщины, и хитро улыбнулся. – И Джокер.
– Какой еще Джокер? – я второй раз за день поймал себя на мысли, что Израиль Иммануилович умеет-таки издеваться над людьми.
Тот встал из-за стола и поманил меня пальцем.
Я тоже поднялся, и мы прошли в еще одно помещение, в котором я не только ни разу до этого момента не был, но даже и не подозревал о его существовании.
…
Это была совсем маленькая комнатка без окон, совершенно пустая, если не считать еще одного транспортера, такого же, как в торговом зале.
– Специальный раздел, мой юный друг, – пояснил Израиль Иммануилович и быстро набрал на клавиатуре многоразрядный код, для надежности встав таким образом, чтобы я ничего не смог разглядеть.
Пока мы ждали приезда пениса Последнего Императора, я думал о том, что есть в людях какой-то изначальный дефект, который, сколько бы сотен и тысяч лет ни прошло, не дает им жить нормально. А потому будут они убивать друг друга из-за каких-то замороженных причиндалов каких-то императоров, хотя и свои причиндалы у них есть, и научно-технический прогресс позволяет иметь вообще какие хочешь причиндалы.
…
Контейнер с членом размерами оказался гораздо внушительнее, чем тот, в котором покоились уши фрау Шульцбрехт.
Когда же Израиль Иммануилович включил подсветку, я просто обомлел.
Внутри лежало нечто более всего похожее на шланг черного цвета.
Я лихорадочно пытался представить себе, как это могло быть частью человека, – и не мог. К тому же, я ничего и никогда не слышал о чернокожих императорах с огромными пенисами, которые управляли огромными странами.
– Это что за фигня?! – снова вырвалось у меня.
Израиль Иммануилович засмеялся мелким смешком, словно закашлял.
– Это, мой милый Йозеф, не фигня. Это Джокер… – он смахнул с глаз набежавшую слезу. – Джокер в прямом и переносном смысле слова. В прямом смысле – это кличка жеребца, самого знаменитого чемпиона Эпсомского дерби, член которого вы и наблюдаете сейчас, а в переносном – потому что член этот играет плохую шутку со всеми, кто его видит впервые.
Я все еще ничего не понимал. Можно было, конечно, предположить, что Последний Император, обуянный манией величия в переносном и прямом смысле слова, стал пользоваться шлангом самого знаменитого скакуна для того, чтобы о нем слагали легенды, но спрашивать об этом у Израиля Иммануиловича было как-то неловко.
Надо полагать, все мои мысли легко читались у меня на лице, потому что он сам пришел мне на помощь.
– Не нужно так напрягаться мозгом, Йозеф. Вы пошли тем же путем рассуждений, что и любой другой, и пришли, естественно, совсем не туда. Но ваше блуждание в догадках длилось пару секунд, а иногда пара секунд решает все, вы меня понимаете?
То, что момент первой демонстрации своего товара при необходимости использовался Израилем Иммануиловичем в качестве отвлекающего маневра, я уже понял.
Не понял я только одного: при чем тут шишка Последнего Императора?
Ответа на этот вопрос ждать долго не пришлось. Израиль Иммануилович совершил неуловимое движение рукой, и у контейнера с огромной черной колбасой внутри обнаружилось второе дно.
Я снова заглянул внутрь и вздохнул с облегчением: в потайном отделении контейнера лежал самый что ни на есть обыкновенный, бледный и сморщенный стручок. Глядя на него, я даже поймал себя на мысли, что «имперским величием» тут и не пахнет.
…
Вечером, ворочаясь в своей постели и пытаясь заснуть, я снова был атакован мыслями о том, что что-то со всеми нами, определенно, не так, если мы, сами того не замечая, превратили все в безумный цирк, гоняясь за деньгами, отращивая в попытке убежать от старости лошадиные пенисы и устраивая танковые броски по засеянным пшеницей полям в Последней Битве за Последнюю Империю; если за краткий миг своего нездорового удовлетворения мы готовы платить жизнями – и собственными, и гораздо более охотно – чужими.
Потом я подумал, что сегодня у меня была отличная возможность узнать из первых уст, как же все-таки Израиль Иммануилович решил открыть свой магазин, но я снова ее упустил.
Поначалу я даже испытал огорчение по этому поводу, но потом решил, что история, которую я слышал не раз и не два от разных людей, меня вполне устраивает, повернулся на правый бок и уснул.
–
2. Он был мне дорог как память
Сначала мне приснился долгий и нудный сон про путешествие: про самолеты, летающие чуть выше деревьев, а иногда и ниже – по просекам; про какие-то окруженные болотными кочками, сочной травой и пасущимися козами аэродромы, пересадки с блужданиями вверх-вниз и вбок по бесконечным коридорам и лестницам.