— Что ты несешь? — медленно, с расстановкой, спрашивает блондин.

— Я? Я не хочу, чтобы ты мучился угрызениями совести лишь потому, что не можешь ответить мне взаимностью.

И тут случилось из ряда вон выходящее, Джаспер, стоящий напряженной статуей, разразился громким хохотом на весь дом, запрокинув голову.

— Ты чудо, ты знаешь? — со смехом выдавил он и, подойдя ближе, прижал меня к себе. Надо бы его оттолкнуть, однако я далеко не настолько самоотверженная, мне более чем нравится прижиматься к холодному, сильному телу.

— Не понимаю, — и это правда.

— Я всё это время мучился, что же так сильно тебя расстроило, что ты весь день была сама не своя, даже не задумавшись поискать причину в себе, я ведь само совершенство, — прыскает блондин. — точнее, я искал, но не там. Я был уверен, что ты жалеешь о том, что сделала, не потому что я…отверг тебя, — он сказал это так, будто ничего нелепее в жизни не слышал. — а потому что, думал, это был секундный порыв, о котором ты сразу пожалела, — он качает головой и кладёт её на мою макушку, пока я пытаюсь осмыслить сказанное им. — Как ты можешь даже на секунду допускать мысль, что не нравишься мне? Я ждал тебя очень много лет и полюбил тебя с первого взгляда. Поверь, нет ничего, что могло бы это изменить, — на моих глазах снова выступили слёзы, только теперь они были не горькие, а счастливые. Любит и всегда будет.

— Правда? — отстраняюсь, пытаясь заглянуть в золотые глаза.

— Правда! — отвечает блондин и медленно, осторожно очень нежно касается моих губ, возвращая утренний поцелуй.

Это было абсолютно целомудренное, полное нежности прикосновение, однако по моим венам словно бежит ток, смешанный с горящим огнём. Мне хочется больше, гораздо больше, но вот Джаспер, прищурившись отстраняется и хитро смотрит на меня. Не помню, когда такой взгляд предвещал что-то хорошее.

Джаспер берёт меня за руку и заводит в мою же спальню, которая, наверное, больше НАША, чем моя, садится на кровать, а я, по сложившейся традиции, иду в ванную, в которой люблю размышлять и анализировать день.

Налив горячей воды я ложусь, и, факт того, что выйдя, я увижу Джаспера… моего Джаспера, странно, но сильно меня волнует. Он там, на моей кровати, как и каждую ночь до этого, да только вот значит это нечто другое. На лице расплывается глупая улыбка, он любит меня, а я…я люблю его. Да, люблю, как же хочется вылететь и прямо сейчас сказать ему об этом.

Сказать и повторить. Ещё, ещё и ещё раз. Я так долго боролась с самой собой, со своей судьбой, что не заметила, как сильно полюбила этого сногсшибательного (во всех смыслах) вампира.

Вышла я из ванной гораздо быстрее, чем обычно и тут же приземлилась на кровать, глядя на Джаспера, он наклонился и снова аккуратно, целомудренно меня поцеловал, не давая мне даже шанса углубить поцелуй.

— Почему ты так отреагировал с утра? — тихо спросила я, подставив щеку под ладонь, гладящую её.

— Я никогда тебе не говорит как работает мой дар? — спрашивает Джаспер, я отрицательно мотаю головой. — Когда ты меня поцеловала я, отчётливее всего, почувствовал твоё смущение, но помимо этого на меня накатили все чувства в комнате, большинство из которых выражали шок и замешательство. Никто, думаю, даже ты, не ожидал подобного шага с твоей стороны, Елена, — мягко целует меня в лоб. — я замер, потому что не ожидал, потому что никто этого не ожидал.

— А как ты чувствуешь других? — я никогда не интересовалась подробностями его дара, не задумываясь, как он чувствует, как он проецирует это на других, а сейчас мне казалось это величайшем упущением.

— Я чувствую всё на себе. Элис видит, Эдвард слышит, а я чувствую. Сейчас я, в большинстве случаев, могу контролировать эмоции и различать, где моё, а где чужое, но так было не всегда и раньше, не зная о даре, не зная, как им распоряжаться, я не редко позволял ему овладевать мною. Я злился, когда злились другие, расстраивался, если кто-то рядом был расстроен. Я не понимал причину, — Джаспер задумчиво накручивал на палец мои влажные, после ванной, волосы, чем не мало меня отвлекал. — Сейчас я, конечно, понимаю, однако сегодня ты меня здорово отвлекла, поэтому эмоции всех, находящихся в комнате, я принял на себя.

— Это тяжело, постоянно чувствовать других?

— Безумно. Иногда я больше всего на свете хочу избавиться от своего дара, считая его обузой. Особенно тяжело приходилось с новорожденными, ярость и ненависть десятка, двух молодых вампиров одновременно, — Джаспер вздрогнул. — удивляюсь, как я просто не сошёл с ума от этого всего.

Я сочувственно на него смотрю, никогда не думала, что он иногда воспринимает свой дар, как обузой.

— А остальные, для них их дары тоже тяжелы?

— Для Элис нет, она не любит не знать, что происходит, она привыкла знать все шаги наперед, «нормальность» для неё практически ругательство, а вот мы с Эдвардом периодически мечтаем о нормальной жизни, без чужих эмоций и мыслей. Но мы одаренные и понимаем, в целом, нам повезло больше, чем остальным, поэтому стараемся не жаловаться. К тому же и от наших даров есть польза, — он хитро улыбается, глядя на меня. — Если бы я не чувствовал тебя, то даже не понял бы, что ты в меня влюбилась.

– Я? — конечно, он прав, но только вот меня всегда раздражало, когда он вёл себя так самоуверенно.

– Ты, — ни капли не смутившись подтверждает вампир и, опережая мои протесты, целует, крепче, дольше, хоть и всего на пару секунд, чем раньше, всё ещё не позволяя ни пошевелиться, ни даже подумать.

– А как… — прокашлявшись и немного приведя мысли в порядок, что заняло почти 5 минут, начинаю я, снова поднимая глаза на него. — Как ты проецируешь на остальных свои эмоции?

— Мне достаточно заставить себя что-то почувствовать и захотеть, чтобы кто-то другой это почувствовал. На других это проецируется сильнее, или слабее, чем чувствую я, в зависимости от того, какого результата я хочу.