За окнами хлестал дождь.

В голове Татьяны мелькнула безрадостная мысль: такая погода — как раз для прощания. Серым, как небо, лежал перед ней мир. К тому же радиостанция, на которую был настроен приемник в этой комнате, передавал «Реквием» Моцарта.

Татьяне хотелось плакать. Хорошо еще, что Павел выключил приемник. Но гнетущая тишина, которая теперь воцарилась в комнате, была невыносима. Взгляд Татьяны перебегал с мужа на его мать. Оба уткнулись в книги. Как они могут!.. А впрочем, почему бы и нет?

Но день уже кончался, надо было что-то предпринять.

— Павел, — выдавила наконец Татьяна.

Павел оторвался от чтения и посмотрел на жену.

— Что, Таня?..

— Год назад в этот день состоялась наша свадьба.

— Я помню…

Почему он не придет ей на помощь? Почему говорить должна только она? Ведь Павла это касалось так же, как и ее. Разве мало она унижалась? Что Павел ждет от нее? Вероятно, чтобы она ушла. Ведь он выполнил свой долг.

— Я хочу сегодня же покинуть Саввину Охоту.

Павел выпустил книгу из рук:

— Ты знаешь, что делаешь, Татьяна. Я дважды удержал тебя от побега, но тогда я имел на это право, потому что воля твоего отца не была выполнена. Теперь у меня такого права нет. Если тебя ничто не связывает с нами, я не могу и не хочу тебя удерживать.

Павел сохранял внешнее спокойствие, а Татьяна едва сдерживала слезы. Ей казалось, что она пережила все страдания, которые могут выпасть на долю человека. Но сейчас… надо выдержать еще несколько минут, а потом…

Татьяне хватило сил протянуть Павлу руку, которую он вежливо пожал.

Осталось попрощаться с Тамарой, сказать ей последнее «прости». И все будет позади — только горячая, мучительная боль в сердце.

С тех пор в Саввиной Охоте стало так мрачно, будто солнце обошло стороной этот участок. Все сожалели: было жалко мечты, которая так и не осуществилась, жалко собственной веры в любовь.

Павел находился в подавленном состоянии, он ходил мрачный и неприветливый. Мать тайком плакала: ее мальчик так сильно изменился! Чтобы отвлечься от грустных мыслей, он погрузился в работу. Едва занималось утро, он уже был в седле, а по вечерам допоздна засиживался за письменным столом.

Вот он вошел в комнату и протянул матери письмо:

— Читай!

Тамара торопливо пробежала строчки, в которых Татьяна просила подать на развод и передавала Павлу все полномочия. Под письмом стояла ее девичья фамилия.

— Сынок, может быть, ты все же поговоришь с ней?

Но Павел только отмахнулся.

— Чтобы она снова начала играть со мной?

Бедный мальчик, так его скрутила любовь! Если бы она могла помочь ему? Но как? Написать Татьяне и все выяснить? Может, в ней проснется сочувствие, и она вернется? Но что потом?.. А вдруг станет еще хуже. Павлу нужна любовь, ему нужно счастье, а не сочувствие. Татьяна — опять Татьяна! Вокруг нее вращались все мысли матери и сына.

А что же Татьяна?

Она переживала так же, как Павел Темляков и его мать. Татьяна с нетерпением ждала письма от Павла. Когда же оно наконец пришло, Татьяна с недоумением уставилась на адрес. «Татьяне Бархатовой» — было написано ровным почерком Павла.

А чего она, собственно говоря, хочет? Разве не она подписала письмо девичьей фамилией? Разве не она живет в гостинице под фамилией «Бархатова»? Зачем же тогда плакать?

А может, лучше было остаться в Саввиной Охоте? Просить его…

Но гордость Татьяны тут же взбунтовалась. Она ничего не хочет просить, ей нужна только любовь.

Гордость и чувство любви боролись в ней. И Татьяна не знала, как быть…

Конец ее страданиям положило новое письмо. Татьяна вскрыла его дрожащими руками и прочитала:

«Таня! Вчера мы вернулись из свадебного путешествия. Я потрясена тем, что творится в Саввиной Охоте. Таня, вернись. Павел сильно любит тебя и очень страдает. И ты его тоже любишь. Но гордость мешает тебе сознаться в этом. Если не приедешь, я приеду сама и заберу тебя.

Даша».

Забрать ее? Нет, забирать себя Татьяна не могла позволить никому на свете.

Через два часа она уже сидела в машине и мчалась в Саввину Охоту.

Еще через два часа Татьяна поднялась на крыльцо дома, влетела в комнату и кинулась обнимать Тамару, которая дремала в кресле.

— Мама, я больше не могу жить без вас. Мама, вот я!

Татьяна целовала свекровь, по лицу которой текли слезы радости. Тамара крепко обняла стройную фигурку и спросила доверительно: