Допрос продолжался. Признания были чудовищные, особенно когда на тело допрашиваемого капало масло с горевшего веника. О душегубстве, как о житейской мелочи, разговоры были невелики, а когда дело коснулось с дьявольской силой, так даже позвали дьяка, который записал немало наваждений, заклинаний и заговоров. Все допрошенные под горячими вениками признавались в договорах с дьяволами, которые раздавали своим поклонникам кому что приглянулось: господство над засухами, наводнениями, падежом скота, мором на людей, наваждениями, бесплодием, дурным глазом. Старейшины этой банды занимались приготовлением любовных напитков, приворотными и отворотными снадобьями, изгнанием бесов. Заключившие договор с нечистью пользовались уже услугами самого дьявола и побаивались только фараоновой матки.

— Ну а как же вы делили награбленное? — спросил Малюта, привыкший за свою пыточную службу не верить в бесовскую силу. — Ещё ни один слуга бесовский не отказывался от добычи.

На его вопрос банда отмолчалась.

Дознание выяснило, что рында Лукьяш не раз приезжал к фараоновой матке то за приворотом, то за отворотом. Он не брезговал даже выпивать настой на лягушачьих лапках и являлся благодарить за помощь, тогда как ему давали всего лишь мешанину полыни с горечавкой.

Пока в пыточной избе слышался треск человеческих костей у дыбы и стенания у машины, вытягивавшей у одного руки, у другого ноги, рында Лукьяш тайно вошёл в мамину комнатку.

Здесь он перевёл дух, точно спасшийся от погони.

— Прощай, мама, — произнёс он наконец, отвечая на пытливый и отчасти испуганный взгляд мамы. — Спасибо тебе, родная, за твою великую доброту. Я только и свет видел, что через тебя, прощай, больше не увидимся.

— В своём ли ты уме, что случилось?

— Провинился! Сегодня раненько утром я помчался к фараоновой матке с решением хоть задушить чародейку, но добыть у неё отворотный корень. Корня я не добыл, а службу у царского стремени пропустил. Не знаю, каким путём царь дознался, что я у фараоновой матки, только теперь за мной погоня, словно за лиходеем. Семиткин, ты знаешь, не может забыть, кто его сделал полубородым. Говорят, Малюта захватил и фараонову матку, и всех подручных, и теперь идёт допрос с пытками — кто был, чего желал. Не устоять разбойникам перед дыбой. Семиткин станет поджаривать на углях, как тут не признаться!

— Авось Бог милостив и пронесёт грозу.

— Нет, родная, не успокаивай, быть мне под горящим веником. Мне отпереться тоже нелегко; положим, я отопрусь, и будь я трижды проклят, если помяну под горящим веником твоё имя и имя царицы, но всё же спасения не вижу. Говорят, что Иоанн Васильевич сегодня лютует, охота была неудачна, а когда он лютует... сама знаешь, его волей правит Малюта, прощай!..

Лукьяш опустился на колени и припал к ногам старой мамы.

— Что же ты будешь делать?

— Убегу в Литву. Уже и кони заказаны, прощай, больше не увидимся. Прощай, скажи царице... нет, ничего ей не говори... скажи разве только, что злодеем ей я не был и, видит Бог, не буду. Прощай, бегу, бегу!

Мама не успела ничего сообразить, как Лукьяш был уже за дверью. С этой минуты мама его больше не видела. Со времени бегства в Литву нескольких бояр на дорогу выставлялись пограничные посты, но он будто под землю провалился. Было бы слышно, если бы он бросился в колодезь или отправился к крымскому хану, да разве он на это способен? Нет, видно, он подался в Литву, а там он будет желанным гостем. Но не попал ли он в руки тайных Малютиных костоломов? Всё могло случиться... До всего могло довести его горячее сердце.

Алексей Адашев и иерей Сильвестр уже в эту пору почти потеряли доверие царя. Его повеления исполнял близкий родственник Малюты — Бельский. Душа этого человека не тяготилась, когда ему выпало передать указ Иоанна Васильевича, чтобы царица с мамой и вся её половина собирались бы в путь-дорогу. Куда, об этом было объявлено накануне самого отъезда: в Александровскую слободу. Впрочем, как бы для смягчения такого жестокого решения и половина царя должна была вскоре отправиться туда же. В этих распоряжениях сказывалось горячее сердце Иоанна Васильевича.

Вся Москва оказалась в опале. В самый день отъезда Иоанн Васильевич переменил своё решение и вместо Александровской слободы велел повернуть поезд царицы и все обозы в село Коломенское. В тот же день случился большой пожар. Поезду пришлось пробираться между рядами горевших зданий. Искры много раз падали в возок царицы, ей пришлось самой оберегать детей — Иоанна и Евдокию. И не столько по обманности, сколько из-за любви и преданности к Анастасье Романовне её слуги и бояре вынесли поезд из пылавшего Арбата. А царь напоказ всей Москве кинулся тушить огонь и спасать сирых и убогих.

За это простолюдины дали ему прозвание «народного царя».

Великий скопидом земли русской Иоанн I Калита, перечисляя в духовном завещании свои великокняжеские вотчины, поименовал и село Коломенское. Село он устроил, купив у города Коломны земельный участок. Здесь охотно поселились горожане, соблазнённые густым лесом, обилием воды и плодородным чернозёмом.

Много раз село разорялось и Крымской ордой, и польско-литовскими рыцарями, но оно постоянно возрождалось и становилось красивее прежнего. Об этом заботились государи, подолгу отдыхавшие здесь от московской суеты. Алексей Михайлович превратил село в свою летнюю резиденцию: здесь он принимал послов, предоставляя им возможность развлекаться богатой охотой.