Секретарь поджал губы, словно едва сдерживался, чтоб не сказать что-нибудь не то, а потом кивнул:

– Как будет угодно.

Второй раз выбраться из дома в поисках склепа Кенниг смог примерно через час.

Утром выпал туман. Такой густой, что Мадельгер с трудом мог разглядеть даже морду собственного коня. Противная моросящая взвесь окутала все вокруг, насквозь пропитала одежду...

За грудиной неприятно дрожал обжигающий внутренности комок: саламандре совершенно не нравилась погода. Впрочем, мало ли что этой огненной кошке может прийтись не по вкусу: не первый, да и не последний раз утреннее марево видим.

Конь недовольно фыркал и поводил ушами, медленно шагая по плохой дороге. Где-то в тумане защебетали ранние птахи... И вроде бы все было ничего, но этот проклятый туман... Он просто выводил Мадельгера из себя!

Ближе к обеду дымка начала рассеиваться, и ландскнехт наконец-то вздохнул полной грудью. Кавалькада двигалась быстро, наемник уже даже понадеялся, что на этот день удастся заночевать в какой-нибудь деревеньке... А потом понял, что проблемы только начинаются: путешественники выехали к реке.

В паре золлов от берега виднелись плавающие по поверхности водоросли, прозрачные воды бились о берег, ласково касаясь темного песка...

Оффенбах почувствовал, как к горлу подкатывает комок тошноты и поспешно закрыл глаза. Горячий комок за грудиной шипел и плевался искрами, разбегающимися по крови. Огненная кошка до смерти перепугалась такого количества воды, и ее страх передался носителю. Паника зародилась внутри, затуманила голову...

Когда рассказываешь про море, можно сказать, что испугался скримсла - тем более, что ты его действительно видел - но ведь это не обязательно будет всей правдой.

Мадельгер сжал зубы. Нельзя давать саламандре управлять собой.

Нужно уметь справляться со страхами.

Тем более, если они принадлежат не тебе.

Главное, чтоб перестало выворачивать наизнанку. А то чувствуешь себя так, словно тухлого мяса наелся.

Оффенбах сделал глубокий вздох и медленно открыл глаза. Кавалькада уже потянулась к мосту. Еще немного и первые храбрецы въедут на крепкий камень, заведут разговор с охранниками, договариваясь о мостовом сборе... А это значит, нужно как можно скорее собраться с силами. Даже если ты будешь замыкать колону, следуя за каретой и телегами - перебраться на противоположный берег все-таки надо.

При одной мысли об этом саламандра, только начавшая успокаиваться, впилась огненными когтями в сердце, взвыв бешенной кошкой.

Мадельгер вздрогнул всем телом и сцепил зубы, стараясь не закричать от боли - пальцы, сжимавшие узду, побелели, - и надеясь, что зверь, притаившийся под кожей не вздумает выглянуть наружу: у наемника не было никакого желания лечить лошадь от ожогов, если вдруг собственное тело начнет нагреваться.

Самое противное во всем присходящем было то, что ландскнехт уже не раз переправлялся через реки. Да, саламандра и тогда бесновалась вовсю, но ее можно было успокоить! А сейчас казалось, что она просто сошла с ума!

– Эй!
– чья-то ладонь хлопнула по плечу.
– Ты чего стоишь? Пора ехать.

Оффенбах перевел мутный от боли взгляд на говорившего. Росперт.

– Н-не могу, - слова давались с трудом.

– Почему?
– нахмурился приятель.

Рядом остановился заинтересованный Кайо. Его осел, обрадовавшись внезапному отдыху, потянулся губами к ранним весенним травинкам.

Ландскнехт на несколько мгновений прикрыл глаза, собираясь с силами - кошка, прячущаяся где-то внутри, истерично визжала при малейшем дуновении ветра со стороны воды и впивалась огненными когтями прямо в сердце, полосуя душу на мелкие обрывки - и тихо выдохнул:

– Саламандра.

– И?
– не понял Барнхельм.

– Река, - каждое слово давалось с трудом.
– Я не могу даже смотреть на нее.

Шварцрейтар задумчиво почесал патлатую голову:

– Слушай, а может у тебя бешенство?
– поймал вопросительный взгляд приятеля и пояснил: - Ну, водобоязнь. Скоро пену пускать начнешь, кусаться... Надо сразу голову отрубить - и все, больше никаких проблем.

– Да пошел ты!
– огрызнулся Оффенбах. Он явно хотел добавить что-то еще, послав языкастого собеседника еще дальше, но огненный стихиаль, притаившийся за грудиной, вновь дернулся в сторону, подскочил горячим комком к самому горлу, и ландскнехт скорчился в седле от боли, вцепившись обеими руками в переднюю луку. Из-под пальцев потянулся тоненький дымок.

Шварцрейтар сдавленно ругнулся, бросил короткий взгляд на карету, уже въехавшую на мост вслед за первыми наемниками, и коротко обронив:

– Киндеритто, следи за ним!
– пришпорил коня.

Совершенно не представлявший, что ему делать, Кайо перепугано закивал, не отрывая напряженного взгляда от бледного Мадельгера. Тот, сжав зубы, пытался заставить саламандру хотя бы на несколько секунд прекратить бесноваться. Получалось плохо - еще немного, и зверь прикоснется изнутри к коже, начнет выжигать рубаху и камзол...