— Темные волосы, вот и все, — успокаивает ее Адалина.

— Но и рост, и фигура, все, абсолютно все.

— Ничего подобного, — спорит горничная, не желая потакать ее слабости.

Вивьен замечает это и принимает за доказательство своей правоты.

— Как ты можешь это отрицать?

— Легко. Вблизи она совсем другая.

— Я будто увидела ее снова.

«Ее» прозвучало так, будто Вивьен выплюнула яд. Минули годы — годы! — но яд оставался внутри. От любого упоминания о ней появлялось ужасное, но такое знакомое чувство, когда ненависть не находит выхода.

— В таком случае вам стоит встретиться с девушкой, — говорит Адалина, — я это организую.

— Я не смогу позволить ей жить здесь, если ты ошибаешься. — Вивьен дрожит, но голос ее тверд.

Возьми себя в руки, — думает она, понимая, что сходство невозможно, что это игра ее воображения, но химеры видятся ей везде: в окнах, в воде, в тенях и отражениях, и она не собирается пускать их в свой дом. Хватит с нее пугающего ночного шума, скрипучих половиц, хлопающих дверей, завывания ветра, похожего на женский крик…

— Вам нужно поесть. — Адалина ставит поднос и достает таблетки.

Неожиданно Вивьен хватает ее за руку, застигнув горничную врасплох.

— Это же не она, правда? — спрашивает она странным чужим голосом.

— Конечно нет, синьора.

— Этого не может быть.

— Вы абсолютно правы.

— Она не стала бы возвращаться по мою душу, да?

Адалине становится не по себе.

— Нет, — ее голос резок.

— Она бы не посмела.

— Нет, не посмела бы.

Вивьен разжимает руку, а Адалина наливает воду в стакан, как будто ничего не произошло. Иногда горничная задерживается, чтобы помочь с ужином. Но не сегодня. Сегодня она поспешила уйти.

Глава седьмая

Вивьен, Лос-Анджелес, 1976 год

В последующие годы Вивьен Локхарт не раз вспомнит ту ночь, с которой начался ее путь. Через четыре года после побега из дома, скитаний без гроша в кармане судьба наконец ей улыбнулась и дала шанс на счастливое будущее.

В обитой бархатом гримерке салона «Лалик» Вивьен поправила макияж и откинулась в кресле, чтобы оценить свое отражение.

Эффектно подведенные огромные голубые глаза, полные малиновые губы, блестящие светлые волосы, убранные под великолепный алый тюрбан, украшенный рубинами. Каждый раз, глядя на себя, она поражалась: не могла понять, девушку она видит в зеркале или женщину. Блеск камней над головой и вырез ее роскошного халата, наподобие того, что Фарра Фосетт надевала как-то на бродвейскую премьеру, делали ее загадочной и властной. В «Лалик» она не была Вивьен. Она была Клеопатрой.

— Ты готова, милая? — произнесла одна из девушек, вплывая в гримерку и распространяя вокруг аромат «Шанель». — У нас сегодня новенький, он неотразим.

Вивьен встала; от мысли, что новый клиент достанется ей, горло сжал страх. Не имеет значения, хорош ли он собой, она все равно будет в его полной власти.

— Да, — ответила она, глядя, как девушка взяла свою сумку и присоединилась к остальным, хихикающим у дверей.

Вивьен представляла себе женскую дружбу так: катание на роликах, карамельный попкорн, конфеты, побрякушки — и всегда отклоняла предложения присоединиться к их компании. Их полное матерщины веселое щебетание, жвачки со вкусом колы и счастливая уверенность в будущем пугали Вивьен, все это было слишком не похоже на аскезу ее прошлого. Она хотела бы сблизиться с кем-то, но не знала, как это сделать: слишком привыкла держать все в себе.

Вивьен перевела дух и раздвинула кулисы. Ее обдало жаром тел, запахом алкоголя, зажженных толстых сигар… и денег. Все взгляды устремились к ней, когда она, гибкая как пантера, прошла по комнате.

«Лалик» не был какой-то там дискотекой. Другие заведения города пытались создать некую атмосферу легкости, здешнюю же можно было назвать сладкой, тяжелой, обжигающей горло, как коньяк, который подавали в тяжелых хрустальных бокалах в баре. Роскошный, эротичный, утопающий в дыму, закрытый для посторонних, салон воплощал собой декаданс. Посетители занимали обитые кожей кабины, кто-то в одиночку, кто-то компанией. Вивьен вдыхала запах долларовых купюр, приносимых сюда, и каждый вечер мечтала, что деньги станут для нее кораблем, который унесет ее за океан в жизнь, к которой она стремилась. А пока что мужчины уводили ее за кулисы, но ее сердце и душа были так же недоступны им, как и ее отцу. Выбора не было. Назад она никогда не вернулась бы.

— Эй, детка…

— Хорошо выглядишь, сладкая…

— Не хочешь присесть со мной на минутку?

В душном зале раздавались комплименты. Собрав волю в кулак и улыбаясь, Вивьен разливала коньяк, шампанское и абсент, чертила ровные полоски кокаина на прозрачном стекле и всю ночь развлекала компанию японских бизнесменов. Она быстро определила главного, который будет платить по счету, и принялась расхваливать его костюм, галстук и дорогой парфюм. Напиваясь, они давали волю рукам. Вивьен вспомнила, как впервые клиент коснулся ее ноги: он сжимал горячими сухими пальцами сначала колено, потом бедро, поднимаясь все выше. Она похолодела, но здесь это было в порядке вещей, и это и была ее жизнь.