Ну и свекровь кому-то достанется! Заранее сочувствую.

– Хорошо, мам. Поверь мне, мы с Томой ничем предосудительным не занимаемся.

– Надеюсь, ты говоришь правду. Ты домой когда?

– Се…

– Завтра, – зашипела я. Совсем не понимает, что ли, что его лицо с признаками жестокого похмелья никак не подтверждает его слова об отсутствии «предосудительных» занятий.

– Завтра, – твёрдо сказал Женя.

– Тогда до завтра, сынок.

– Тома, почему вы… ты… сразу не сказала мне, что разговаривала с моей мамой? – с раздражением накинулся на меня Женя, как только положил трубку.

– Случай как-то не представился.

– Она меня теперь замучает расспросами, – сокрушался Женя.

Я пожала плечами и ухмыльнулась:

– Твои проблемы. Пойдём лучше есть! – крикнула я ему уже из кухни.

Бульон пришлось разогревать в микроволновке, чайник ставить заново, так как все безнадёжно остыло. Женя ел с аппетитом, иногда недобро зыркая на меня красными от вчерашнего перепоя глазками. Кто ж его поймёт, чем сейчас я ему не угодила. Он довольно странный, и его поведение и в трезвом виде иногда не поддаётся логике. Я налила ему огромную кружку чая, бухнула туда побольше сахара, положила перед ним пять таблеток антипохмелина, и вышла из кухни, чтобы запустить в стирку его вещи.

Из ванной я услышала стук в дверь, а потом голоса. Я сполоснула руки, вытерла их и вышла. В проёме входной двери я увидела Женю, по-хозяйски сложившего руки одна на другую у груди. На лестничной клетке стояли две вредные тётки – активистки нашего дома, которым никогда не сидится спокойно в своих квартирах, и они от безделья постоянно шастают по квартирам с просьбой подписать какие-то бумажки.

– Я же вам ясно сказал, ничего мы подписывать не будем. Уходите.

– А вы, собственно говоря, кто? – затараторила одна из них.

– А вы как думаете? – надменно произнёс он. – Я жилец. Правда, Томочка?

Она опять открыла рот, чтобы что-то сказать, но он захлопнул перед её носом дверь.

– Я не поняла, что сейчас произошло! – захлёбываясь от возмущения, почти выкрикнула я. Мужик с бодуна, с красными глазами, как у бешеного кролика, ещё и в моём халате – моя репутация испорчена окончательно и бесповоротно. – Эти две выдры сейчас пустят сплетни обо мне по всему дому!

Он пожал плечами:

– Твои проблемы.

– Я выгоню тебя сейчас же, прямо в этом халате и делай, что хочешь.

– Не выгонишь, – он покачал головой, – ты слишком добрая для такого.

– Зато вчера ты меня считал исчадьем ада, – усмехнулась я.

– Я ошибался. А может быть и нет. Но ты же понимаешь, что если ты меня всё же выгонишь, то нелепых сплетен будет гораздо больше.

– Ладно, считай, что ты меня уговорил. Оставайся, маленький мстительный гадёныш.

Я наградила его взглядом, полным презрения и прошествовала на кухню, чтобы наконец-то допить свой чай. Отхлёбывая холодный чай, я мысленно ругала Женю всеми известными мне ругательствами и жалела, что не отвезла его вчера домой к родителям.

Когда я, немного успокоившись, вошла в комнату, Женя стоял перед письменным столом и держал в руках фотографию в рамке, с которой на него смотрели мои родители и я, улыбающаяся, с распущенными волосами, в летнем цветастом сарафане.

– У тебя есть сестра-близнец?

– С чего ты это решил?

– Да так, подумал, – он поставил фотографию на место. – Знаешь, как в фильмах бывает: одна сестра добрая и милая, а другая, как ты. Нет, правда, ты на себя здесь совсем не похожа. Где ты настоящая?

– Чтоб быть похожей на себя, мне надо было нацепить на голову мотоциклетный шлем, – пробубнила я. – Я настоящая и с родителями, и с тобой. Просто родители не знают того, что знаешь обо мне ты. Дома я не пью, не курю, не матерюсь, и вообще дома я исключительно положительный человек. Родители дали мне всё, что могли, и они заслужили, чтобы их единственная дочь была именно такой, о какой они мечтали. Я закончила школу с золотой медалью, университет с красным дипломом, устроилась в крутую юридическую фирму, сама заработала на квартиру. Если бы я устроила ещё свою личную жизнь, они были бы на седьмом небе от счастья. А здесь, в городе, мне не нужно оправдывать ничьих надежд. Здесь я никому ничего не должна, и я могу жить так, как хочется мне, не оглядываясь ни на кого и не задумываясь, кто и как меня оценивает.

– То есть перед родителями ты хочешь казаться лучше, чем есть на самом деле?

– Какая жуткая постановка вопроса. А разве мы все в глубине души не хотим быть лучшими для тех, кого мы любим? Вот ты почему не говоришь родителям, что ты гей? Ты боишься не разозлить их, а разочаровать.

– Не знаю, я никогда об этом не думал. Просто не хочу, чтобы они знали – и всё. К слову, зачем ты вчера разговаривала с моей мамой?

– Мне не хотелось, чтобы она беспокоилась за тебя и провела бессонную ночь. Я не звонила ей. Я написала смс от твоего имени, что всё в порядке. А она перезвонила сразу же, как будто телефон был перед ней и она ждала твоего звонка. Но так как ты был не в том состоянии, чтобы говорить, мне пришлось взять трубку.