Шрифт:
ИЮНЬКИН: Я сам!..(Гордо уползает).
ТАТОСОВ (секунду смотрит ему вслед затем нервно, отрывисто хохочет. Так же неожиданно обрывает смех. Вошедшему Барбарису): Пойду, полежу. (уходит).
БАРБАРИС (передаёт Пахому тарелку с бульоном): На! Отдай Пете. Если Петя не захочет, можешь сам съесть.
ПАХОМ: Петя не захочет (ест).
Входит Анна Львовна.
ДАРАНЯН (ей): Разрешите доложить: шашлыки поджарены, бульон разогрет, посуда перемыта… Дежурство сдал!
АННА ЛЬВОВНА (негромко): Спасибо, мальчики. Он спит?
ДАРАНЯН: Отдыхает.
АННА ЛЬВОВНА: Ваша постель – здесь. (Показывает).
ДАРАНЯН (смеясь): Мы же ещё увидимся.
АННА ЛЬВОВНА: На всякий случай.
ПАХОМ: Мы уходим.
АННА ЛЬВОВНА: Идите, мальчики, идите.
Хлопнула входная дверь. Анна Львовна, не раздеваясь, задумчиво осматривает комнату.
ТАТОСОВ (появляясь): Анька! Что случилось?.. Где ты была?…
АННА ЛЬВОВНА: Я ухожу от тебя.
Достаёт чемодан, собирает вещи.
ТАТОСОВ: Я сейчас опять начну хохотать.
АННА ЛЬВОВНА: Хохочи. Ты имеешь право. Ты опозорил меня на весь двор. Каждый подходит и сообщает, что ты дарил ей цветы.
ТАТОСОВ: Разве для тебя это новость? Ты же сама их покупала!
АННА ЛЬВОВНА: Покупала. Но я не знала, что у вас так далеко зашло.
ТАТОСОВ: Что зашло?
АННА ЛЬВОВНА: Всё!.. Сначала цветочки, потом ягодки!.. Теперь я вспоминаю, как она тебя прослушивала!
ТАТОСОВ: Она меня поставила на ноги.
АННА ЛЬВОВНА: Ещё бы! Зачем ей лежачая развалина!.. Какой же я была слепой!.. Всю жизнь верила тебе… Молилась на тебя… Но хватит, мои глаза раскрылись: если ты такое творишь сейчас, представляю, что ты вытворял в молодости!. Теперь мне ясно, что это были за ночные репетиции, гастрольные поездки!..
ТАТОСОВ: Ты говоришь ужасный вздор, за который потом тебе будет очень стыдно.
АННА ЛЬВОВНА: О!.. Там-таки умницы!.. Они меня предупредили, что ты от всего будешь отказываться!
ТАТОСОВ: Кто предупредил?
АННА ЛЬВОВНА: Актив пенсионеров – они тебя давно раскусили…
Берёт чемодан, направляется к дверям.
ТАТОСОВ: Куда ты?
АННА ЛЬВОВНА: Думаешь, я буду стоять у тебя на пути?.. Думаешь, у меня нет гордости?.. Думаешь, я заплачу?.. (Плачет). Вот твой режим… Вот твои лекарства… Обед в холодильнике, на два дня… А потом… Потом пусть уже она тебе готовит…
В слезах убегает. Ошеломлённый Татосов остаётся сидеть в кресле. Машинально включает телевизор.
ГОЛОС С ЭКРАНА: А теперь все вместе: «Ну, целуй меня везде – я ведь взрослая уже!..»
Затемнение.
Картина четвёртая
Знакомые нам автомат и скамейка. На скамейке Пахом и Барбарис. Перед ними Даранян.
ДАРАНЯН: Решайте, или я иду сам.
ПАХОМ: Я с тобой.
БАРБАРИС: Чего ты хочешь добиться?
ДАРАНЯН: Надо вернуть Глебову и заставить перед ней и Татосовым извиниться!
БАРБАРИС: Поздно. Уже поползли слухи. Уже есть мнение. Уже заведено дело. Когда я слышу эти слова, я перестаю сопротивляться.
ДАРАНЯН: Но ты веришь в справедливость?
БАРБАРИС: Как праведник в Иисуса Христа: знаю, что её давно распяли.
ДАРАНЯН: Значит, ты не идёшь с нами?
БАРБАРИС: Иду.
ДАРАНЯН: Зачем?
БАРБАРИС: По глупости.
ПАХОМ: Да не слушай ты его! Он всегда вначале хнычет. Давай продумаем план действий.
ДАРАНЯН: А чего думать? И так всё ясно!
БАРБАРИС: Всех задушить и зарезать, да?
ДАРАНЯН: О, нет! Ты не знаешь Дараняна! Темперамент в сторону. Холодный расчёт и тактика. Будем бить врагов их же оружием. Предлагаю начать с самого верху, с Богородского.
БАРБАРИС: А любопытную месткомовскую даму – мне.
ПАХОМ: Что ты собираешься делать?
БАРБАРИС: Секрет фирмы!
ДАРАНЯН: Тебе нужна помощь?