— Буди всех, только тихо, без крику.

Он стал будить своих товарищей. Когда все проснулись, я сказал:

— Стройся в две шеренги.

Все построились.

— А теперь стой и не сходи с места.

Солдаты молча стояли.

— Кто шевельнётся — стреляй! — приказал я часовому и вышел.

— Товарищ взводный, — услышал я, — там в большом зале человек двести спят.

Это говорил тот красноармеец, что стоял на часах в коридоре.

Я не стал раздумывать.

— Скорей идём, — сказал я.

Дверь в зал была полуоткрыта. Я заглянул в щель и увидел, что вся комната полна людьми.

В шесть рядов лежали на полу солдаты.

— Все спят, — шепнул мне красноармеец, — надо потихоньку вынести отсюда оружие.

Я распахнул дверь. Возле самого порога лежала целая куча винтовок.

Я взялся за одну и вдруг поскользнулся и выронил винтовку из рук. Она загремела и покатилась.

В одну минуту белогвардейцы были на ногах. Они вскакивали и хватались за оружие.

Спросонья никто из них ничего не понимал.

Дикими глазами смотрели они на меня и молчали.

Они не отрывали глаз от моей рубахи. Я сначала не понимал почему. И вдруг понял!

Да ведь у меня на рубахе красный бант! Как с вечера я его надел, так и не снимал.

«Надо бежать, — подумал я, — убьют».

Я обернулся назад и увидел у двери человек десять с винтовками в руках.

Красноармейца моего не было. Он успел выскочить.

Меня окружала целая толпа белых. Отступать было поздно.

Я двинулся вперёд и громко сказал:

— А ну-ка, расступись! Дай дорогу.

Молча, не сводя глаз с моей рубахи, они расступились, расчистили мне дорогу.

Я подошёл к столу, вскочил на него и стал говорить.

— Товарищи, — сказал я, — вы окружены. К вам пришёл батальон большевиков. Сорок пулемётов выставлено вокруг вашего здания. Предлагаю вам сдать оружие.

Я едва стоял. Под коленками у меня тряслись все жилы, но я держался смело.

— Зачем нам проливать братскую кровь… — хотел продолжать я и вдруг остановился. Я не знал, что говорить дальше.

Холодный пот капал с моего лба. Всё лицо у меня было мокрое.

Я хотел вытереть лицо и полез в карман за платком. Вдруг под рукой у меня что-то зашуршало.

Книжка.

Тут я вспомнил, что по этой книжке я приготовил вчера целую речь.

Я поднял руку. Теперь я знал, о чём надо говорить.

— Товарищи, — начал я, — завтра у нас Первое мая, рабочий праздник.

Я говорил целых пять минут. Меня слушали молча. Когда я кончил, все стали хлопать.

Я спрыгнул со стола.

— Ну, а теперь сдавайте оружие. Складывайте вот сюда на стол.

Несколько человек послушались. Стали подходить с винтовками.

Остальные не двигались с места.

— А вы чего не сдаёте?

— После сдадим.

Минута была опасная. Что делать?

Вдруг дверь скрипнула. В щель просунулась голова моего красноармейца. Он вошёл и стал у порога. Следом и ним вошёл ещё один.

Должно быть, они стояли за дверью, всё слышали и теперь решили, что пора мне помогать.

Белогвардейцы забеспокоились.

Тогда я опять вскочил на стол и закричал:

— Кто сдал оружие — отходи в левую сторону, кто не хочет сдавать — отходи в правую.

Не знаю, чего уж они испугались, только после этих слов солдаты толпой двинулись к столу.

Один протягивал мне винтовку, другой бомбу с деревянной ручкой, третий стаскивал с себя пояс с патронами и клал на стол.

Открылась дверь, и в комнату вошло ещё пять человек наших.

Я кивнул головой на стол:

— Убрать оружие!

Красноармейцы стали таскать винтовки во двор и грузить их на подводы.

Лошади уже были запряжены.

Я приказал пленным построиться и хотел выводить их во двор.

Вдруг ко мне подошёл красноармеец и сказал на ухо:

— Есть в доме ещё комната, где спят солдаты.

Тут я не выдержал. С досады ударил кулаком по столу. Что же это такое, наконец?

Но потом сдержал себя. Медленно пошёл к выходу, оставил у двери двух часовых и только в коридоре побежал как сумасшедший. Злоба душила меня.

Я готов был разорвать всех белогвардейцев на клочки.