Шрифт:
Шатенка плюхнулась на скамейку, на которую предварительно ее усадил Деймона. Кажется, сейчас будет драка. И Гилберт вряд ли сумеет их разнять, поскольку головная боль заставляет забыть обо всем, а желание забыться сном стало слишком сильным.
– Ты никогда не сделаешь ее счастливой. Отпусти.
Он позволил ей напиться… Ведь иногда нужно совершать глупые поступки. Иногда, но стоит! И Деймон злился во все не по тому, что его дочь была в состоянии опьянения. Он злился потому, что ревновал, не желая ее делить с кем-либо. А вдруг рано или поздно она скажет ему, что влюблена, что хочет быть с другим?..
Так иногда случается: умом понимаешь, что вместе быть нельзя, а когда наступает подобный момент, появляется дикий страх потерять! Он лишает рассудка.
– Я ее не держу. Захочет – сама уйдет, – с усмешкой ответил он.
– Она вверила тебе свою независимость, – процедил соперник. – Ты сделал из нее свою ручную собачонку.
– А ты – отбивную грушу!
– Я люблю ее!
Они бы ввязались в драку, если бы не звон мобильного. Сальваторе отошел на несколько шагов и, нажав на кнопку «Вызов», злобно произнес:
– Алло?
И Клаус, и Елена видели, как изменяется выражение лица Деймона. Злость и ярость исчезли, уступив место таким эмоциям как страх, отчаянье и боль. Сальваторе сделал несколько глубоких вдохов и медленно сел рядом с Еленой, которая не двигалась, боясь попасть под горячую руку.
И Кэролайн недаром предчувствовала бурю, недаром так долго длилось это затишье и недаром Елене хотелось как можно больше времени провести рядом с Сальваторе. Все трое еще не знали, что их ждет впереди, но точно были уверены в одном: жизнь поменяется для каждого и далеко не в лучшую сторону. Во всяком случае, для большинства.
В отдалении стали слышаться цыганские напевы, потом – музыка дудука, который не вселял в сердце ничего кроме тоски и чувства обреченности.
Машина под названием «жизнь» так стремительно мчалась по трассе, что не заметила крутого поворота. И последствия такой невнимательности будут катастрофическими.
Сальваторе мигом поднялся. Елена тоже, но в ее глазах сразу все поплыло, а голова стала болеть еще сильнее. Клаус просто молчал, внимательно следя за всем, что происходит.
– Что случилось? – тихо промолвила она.
Сальваторе не собирался рассказывать правду при Майклсоне, но и оставлять Елену с этим… тоже не горел желанием. Но страх потерять того человека, который всегда был рядом – был сильнее ревности.
– Будь тут. Я в поликлинику.
– Деймон! – превозмогая боль, крикнула девушка.
– Я сказал: будь тут. Приеду – позвоню.
И Сальваторе, скрывшись в салоне автомобиля, стремительно направился в сторону города, туда, где его еще, может, ждут. А может, и нет. От этого страх становился еще сильнее.
====== Глава 36. Ноты слез. ======
На словах мы все философы, но когда дело доходит до серьезных проблемах – куда же девается наше всезнающая сила? Те советы, которые мы раздаем направо и налево, неожиданно забываются, становясь трудно применимыми на практике. Они гаснут как фитиль… В мгновение ока превращаясь в пепел, в золу, а потом этой сажей пачкаешь пальцы и душу, а затем остаются только воспоминания…
Болезненные воспоминания.
Он пытался сохранить трезвость рассудка и все сильнее вжимал педаль газа. Свежий воздух, проникающий через открытое окно, почему-то не остужал пыл. Руками вцепившись в руль, он устремил взор на ночную трассу, ведущую к городу, в поликлинику к той девушке, которая была когда-то смыслом. У Розали передозировка. Очередная.
Сальваторе всегда мечтал вновь чувствовать жизнь. И что? Контраст чувств. Любовь к собственной дочери, нездоровое влечение, страсть сводящая с ума, борьба внутренних противоречий, проблемы с лучшей подругой! И вот он! Вот она жизнь во всем ее проявлении. Любовь. Страсть. Нежность. Разлука, породившая липкую, всепоглощающую тоску. Вновь страсть. Опиум мнимого счастья. Боль. Разочарование. Ревность. Безысходность. Елена стала тем стимулом, тем фактором, который пробудил эту нездоровую тягу к жизни. О Боже, как же он хочет жить! Деймон желал, чтобы Елена оказалась не его дочерью. Он просто-напросто желал быть с нею, любить ее, заниматься любовью с нею. Он желал, чтобы с его Розали было все в порядке, а эти счастливые дни, проведенные на ферме, никогда не забывались. Он желал жить, любить, дружить. Он хотел, чтобы кровь бурлила в венах, а ноги становились ватными от близости, чтобы сердце колотило как бешеное. И сейчас магма жизни обожгла, оставив эти волдыри действительности и разбитых мечтаний. Даже если все решится с Хейл, появится проблема с Еленой. Ему надо оставить ее. Ему надо остаться снегом на ее руках, пеплом на ее щеках, слезами на глазах… Ему надо оставить ее, ибо с ним будущего у нее нет.
Елена и Деймон думали об одном и том же, хоть и не подозревали. И пока Клаус разузнавал правду у врачей, Гилберт сидела на скамейке, покачиваясь из стороны в сторону и пытаясь собрать хоть какие-то детали. Они были счастливы несколько дней, несколько ночей. Но сейчас Елена чувствовала, что она подошла к той границе, которую пора переступить вновь. Вновь пойти по лезвию, вновь учиться дышать заново, жить по-новому… А слезы душат и душат.
– Розали Хейл, – вдруг проговорила Гилберт и, поднявшись, подошла к Майклсону. – У нее в последний раз был передоз… Это она! Клаус, это она!