Шрифт:
Мужчина схватил ее за плечи и, сильно сжав их, произнес:
– Я все сделаю, слышишь? Только успокойся.
Майклсон стал звонить всем, впуская вход убедительные угрозы, узнавая таким образом информацию.
«Он хороший», – промелькнуло в ее голове. Когда-то он стегал ее плетью, чтобы сделать из юной цыганки развлечение для своего карнавала. Да, раньше он был жестоким, циничным ублюдком, а сейчас он готов бросить все бисером к ее ногам.
Это как быть меж двух огней. И куда бы Гилберт ни бросилась, она будет сгорать и в том, и в другом потоке раскаленных чувств, которые вытягивают всю жизненную энергию. Она помнила, что однажды кто-то сказал ей: «Лучше прожить миг, но ощутить весь контраст чувств, чем прожить вечность, оставаясь мраморной статуей». И Елена согласилась… Но в эту самую минуту, когда ее сердце отдано одному человеку, а другой человек готов весь мир готов бросить к ее ногам, в эту самую минуту, когда появилось это предчувствие нехорошего – почему захотелось променять миг на вечность?
Глубокий вдох. В легкие проникает всеобъемлющая, ужасающая пустота, которая холодит душу и сердце, разрывая на мелкие кусочки надежды на будущее. Выдох. Вместе с воздухом наружу уходит ощущение счастья.
– Я узнал, в какой она клинике.
– Отвези меня к… – шатенка ухватилась за плечи Майклсона. – Прошу! Он там с ума сойдет… Пожалуйста.
Везти эту девушку к тому, кого она любит. Клаус понимал, что его шанс быть с ней – один из бесконечности. Но Майклсон будет следовать за этой цыганкой, которая украла не только его сердце, но и его жестокость.
А на небе царила красивая, одинокая луна, словно заставляя всех останавливаться и смотреть только на нее… А звезды? Они прекрасны! Когда-то, мучаясь бессонницей, он шатался по этим тротуарам, пиная то, что попадало под ноги, когда-то он, мучаясь бессонницей, любовался этими холодными звездами и равнодушной ко всему луной. Потом возненавидел тех поэтов, художников и композиторов, которые этим восхищались, ведь что может быть упоительного в мертвых небесных телах? Когда-то, слоняясь часами по ночному городу он искал смысл в каждой банке… А сейчас смыл был только один: жить. Жить, чтобы легко дышалось, чтобы сердце билось бешено, но не от тревоги, а от любви, и чтобы дружба напоминала пение птицы, а не укус кобры.
Сальваторе стремительно влетает в клинику. Игнорируя какие-либо вопросы медсестры, он проносится мимо дежурного и мчится вперед, не зная, где именно его подруга.
– Деймон!
Сальваторе оборачивается и видит Стоунера. Это единственный человек, которому можно доверять.
– Где она?
Подходит какая-то девушка. Оказывается, что это Мередит – тот врач, который занимается делом Розали еще с первого ее попадания в клинику. Сальваторе не хочет выслушивать Стивена или эту Фелл. Он вновь направляется к дверям, ведущим в центр клиники. Его нагоняет Мередит и, хватая за руку, заставляет остановиться.
– Где она?
– Послушайте, вам туда нельзя!
– Что с ней? Передоз или та правда?..
– Мы откачали ее пару часов назад и…
– Часов? – злость, как вода из переполненного стакана, как река из берегов, как магма из жерла вулкана… И она сжирала все на своем пути. Сердце бьется все быстрее и быстрее, а в глазах темнело. Жизнь бьет ключом. Это как пульсация. Как гейзер. – Какого хрена вы так поздно позвонили?
– Мы вязли у нее кровь, – продолжала Мередит. – Дело в том, что у Розали ВИЧ.
Воздуха стало катастрофически мало.
Что это значило? Крест на карьере – но это самое малое, что его беспокоило. Крест на личной жизни. Нет будущего брака, нет будущих детей. Его Розали заражена этим вирусом, и теперь все вышло из-под контроля. Неужели это наказание за совершенные грехи? Неужели это конец?
– Где она?
– Вам нельзя туда!
Сальваторе вырывается и бежит далее по коридорам в поисках нужного отделения. Сейчас ему было плевать, даже если за ним следом пойдут полицейские. Ему просто нужно увидеть ее, просто спросить какие мотивации и какая сука подсадила его Розали на иглу.
Эти лампы, которые периодически мигали, начинали выводить Деймона из себя. Он кричал ее имя, открывая двери палат, пугая всех присутствующих. Какая-то медсестра попыталась его остановить, но он грубо отшвырнул ее, не думая о последствиях. В лабиринтах этих коридоров, он совершенно не находил родную душу.
Поворот направо. Еще несколько дверей, и лишь последняя дверь оказалась нужной. Деймон закрыл дверь и, подперев ее стулом, кинулся к девушке. Она сидела на самом концу кровати и, перебирая пальцами простынь, смотрела в никуда. Волосы растрепанные, одежда порванная, а вены все в проколах. И где та яркая, эффектная блондинка? Где ее улыбка? Ее смех? Он сейчас бы много отдал, лишь бы увидеть ее прежнюю.
Сальваторе развернул ее к себе и ужаснулся. Синяки под глазами, потерявшие былой блеск, кожа бледная, волосы выцветшие, а вид ее говорит только об одном: все кончено.
– Я сама себя погубила, – тихо прошептала она. – Не ищи… не бейся… оставь…
Нет! Он бы так и сделал. Но встреча с Еленой его переменила. И теперь в его лексиконе появилось то слово, которое несет в себе силу, мощь и жизнь: бороться. Бороться против желания сдаться и пустить все на самотек. Бороться с собственными противоречиями, с самим собой, с чувствами. Бороться за себя! Бороться за кого-то…