Шрифт:
Но если она выиграет, она подчинит главу мафии Майами. Клаус будет ее личной марионеткой. Конечно, девушка понимала, что в этой игре не суждено выйти победителем, даже несмотря на такое равновесие. Баланс, мать его.
Ребекка вставляет последний патрон и, кладя револьвер на стол, отходит. Теперь Елена может приступить к действию.
В руках металл превращается в раскаленную магму, готовую обжечь кожу. Елене уже даже кажется, что появляются волдыри от такой высокой температуры. Тишину разрывает звук вертящегося барабана. Этот звук – как музыка, как транс, – увлекает в пучину своего мира. Сердце бьется спокойно и нет бешенного страха, нет волнения. Или просто еще не пришло осознание?
Цыганский мир, полных цветов, музыки и спокойствия, где с помощью танца можно выразить свою душ – забыт, потерян. Елена же никогда не станет прежней, не будет больше отдаваться страсти танцев, не будет больше смеяться и наслаждаться видом моря. Никто и никогда не назовет ее Дриной, никто и никогда не увидит ее прежней. Все кончено. Мир претерпел метаморфозу.
Шатенка подносит пистолет к виску, вспоминая образ единственного человека. Она сейчас бы отдала много, лищь бы вновь оказаться рядом с ним…
Или убежать от него навсегда! Тайлер предал ее, Деймон бросил, уничтожил! Никогда и никого не любить. Никогда ни о ком не мечтать. Только использовать, наслаждаться, стать гедонистом!
Под натиском холодных пальцев курок начинает медленно нажиматься.
Думать на вдохе.
Девушка закрывает глаза и набирает в легкие побольше воздуха. Она уже ни о ком не думает. Елена обещает себе, что если выживет, уйдет из театра, бросит Аттума и уйдет кочевать с табором. Больше не хочется этого мира. Больше не хочется ни с кем общаться, ни для кого танцевать.
Сталь становится огненной. Девушка сильнее сжимает глаза. Будь что будет.
Действовать на выдохе.
Одно резкое нажатие… Шатенка боится.
Она нажимает курок.
Шок на лицах присутствующих. Шок на лице Локвуда.
Тишину разорвал звук выстрела.
====== Глава 23. Рассвет. ======
Головная боль заставила пробудиться. Тяжелые мысли – груз. В открытое окно проникал холодный воздух, но становилось еще жарче. Открыв глаза, он медленно поднялся и обнаружил себя на диване, не в своей квартире. Руки были избиты в кровь, голова разболелась еще сильнее, а все тело одолевала неимоверная слабость. Мужчина хотел подняться, но рухнул обратно на диван и, откинув голову, уставился в потолок.
Вчерашние события вспомнились особенно ярко и живо. Все началось спонтанно и резко, его выбили из равновесия еще первым ударом, а потом все пошло по наклонной. Было бы неплохо выпить чего-то обезболивающего и принять душ…
Он проиграл. Что ж, теперь Клаус претворит свой план в реальность и теперь уже бесполезно куда-либо бежать.
Последние два месяца его существоания напоминали игру Sims. Все сводилось к каким-то элементарным потребностям, создавалось впечатление, что его жизнью кто-то управлял, превращая в безропотную мышь. Бессонницы вновь овладели, заставляя забыть что есть нормальный сон. Временами, усталость валила с ног, но спасительного сна не было. Прогулки по ночному городу не приводили ни к каким результатам. Тот бар, – в котором когда-то работала бедная Кэролайн, которой он в смех дал клятву кровью, – закрылся, а ночной город больше не казался красивым и привлекательным. Все вновь превратилось в однообразную, скучную рутину. Деймон начинал снова подумывать о суициде, понимая, что в прежнюю колею ему никогда больше не вернуться в прежнюю жизнь, полную радости, любви и спокойствия… Да даже спокойствие поменяло свое смысл. Ведь стабильности и рутины хотелось меньше всего. И такой рьяности, как вчера, тоже не хотелось.
Сальваторе хотел закурить и потянулся к тумбочке за пачкой сигарет, но остановился. Только сейчас он оглядел обстановку и сразу же вспомнил ее. Это была та самая ферма брата Розали. Значит, Хейл привезла его сюда… где так много воспоминаний.
Деймон вновь лег на диван. Боль напоминала о себе, но Сальваторе старался не обращаться на это внимание. В последние недели он не думал о Елене. А вчера, во время драки, вспоминал все свои отношения с этой девушкой. И бил он не противника, а, наверное, прежнего себя… Дрина! Его дочь… Когда он обрел семью, смех, когда мог разделять сон с ней… И теперь все вернулось на круги своя. Не дозволено ему быть рядом с ней.
Надо все-таки прикурить. Мужчина вновь поднялся. Он потянулся к пачке сигарет, а рядом увидел белый листок. Сальваторе ненавидел эту банальщину и, взяв бумажку, развернул ее. Почерк Розали всегда был небрежным, размашистым, но мало сейчас это смущало Сальваторе. Он начал вчитываться в строки:
«Ты проснешься, когда меня уже не будет рядом… Ты был в ужасном состоянии вчера вечером и если бы не… Я не могу и не хочу причинять боль. Я отдала свою квартиру своему брату, при условии, что он освободит для тебя этот дом, ведь ты часто упоминал его в разговорах после разрыва с Еленой. Обойдемся без бумажной волокиты и пусть все останется так, как есть…
Я солгала. В прошлый раз я не поехала в наркодиспасер, но после вчерашнего решила, что больше так продолжаться не будет. Я согласилась бы стать твоей женой… согласилась бы бросить все и уехать, быть рядом, если вместе нельзя… Я бы согласилась переждать этот июль, лето…
Но ничего не получится.
Пожалуйста, не впутывайся ни во что. Будь счастлив и навсегда прощай».
Сальваторе отшвырнул лист и мигом поднялся. Голова сильно болела. Дверь распахнулась, и с огромным тазом в руках влетела Елена. Она тихо выругнулась и хотела было отправиться дальше, но замерла. Девушка прятала взгляд, боясь посмотреть на Деймона, в то время как тот не сводил взгляда с Елены.