— Он мечтатель, больше ничего, — сказала она твердым голосом.

— Можно ли еще помечтать? Возможно о ночи с тобой?

— Что ты под этим подразумеваешь?

— Ну, я хочу знать, ты все еще доступна или уже кто-то другой исследует твой боди-арт.

— Это довольно личные вопросы, но нет, — она бросила взгляд сквозь стекло, по другую сторону которого стоял Том. — Нет, в моей жизни нет никого, — её голос, должно быть, прозвучал так серьезно, что она поверила себе сама. Нина только лишь могла видеть, как Том развернулся на каблуках и покинул вестибюль.

Если повезет – очень сильно повезет – он будет ждать ее внизу.

Дождь падал на землю тонкими нитями, когда Нина покидала здание радиостанции. Том ее не ждал. До стоянки такси было только несколько метров. Она подняла капюшон своей парки, сунула руки в карман и подняла плечи. Затем женщина вышла из территории, защищенной от дождя, и все же решила отказаться от такси. Ей нужен был свежий воздух, немного уединенности, и безразлично, шел дождь или нет.

Ветер дунул холодную каплю ей на лицо. Это было приятно прохладным и помогало ей ясно думать. Эско собирался протиснуться между ней и Томом. И честно говоря, делал это давно. И это не только с тех пор, как хвастался прессе, что знает ее самые интимные тайны.

И как будто это был знак вселенной, в поле ее зрения появилась афишная тумба, которая была оклеена портретами ее и Эско. Она должна была признать, его улыбка была неопровержимо обаятельной, и его светло-рыжие волосы, которые всегда торчали в разные стороны, просто приглашали вцепиться в них. Симпатичный акцент, когда он говорил по-английски или даже пробовал себя в немецких словах, чтобы произвести на нее впечатление, сделал все остальное.

Нина остановилась и глубоко вздохнула. Она никогда не позволила бы себе вступить в эти отношения, но все это было как из другого мира. Мира, в котором не было Тома и квартиры в Берлине.

Она дошла до маленькой торговой улицы. Супермаркет, пекарня и аптекарский магазин. Она знала, где находилась, и отель был в десяти минутах ходьбы. Между тем, дождь утих, и Нина сняла с головы капюшон. Она остановилась перед магазином аптекарских товаров. Ей пришло в голову, что в ее багаже вряд ли есть тампоны, и на самом деле, они скоро пригодятся.

У нее снова закружилась голова, и женщина оперлась на уличный фонарь. В этот раз это не было так же плохо. На свежем воздухе можно было выдержать тошноту. Скоро ей стало лучше, и головокружение прошло также быстро, как и появилось. Ей было ясно, что сейчас она должна была зайти в аптекарский магазин. Она искренне надеялась, что ее предположение было только догадкой.

Когда Нина зашла в комнату, Том лежал на кровати и переключал каналы. Она оставила на столе бумажный пакет и расстегнула куртку.

— Эй, — осторожно сказала она и повесила свою куртку на вешалку. Том не ответил. Девушка мужественно подошла ближе к кровати. Если они действительно были тем, что Нина думала, то она должна была играть с открытыми картами. Он выключил телевизор и безмолвно пристально смотрел на нее.

Мужчина заставил ее выдержать свой ледяной взгляд несколько мучительных минут. Но его молчание вызывало колющую боль в ее груди.

— Том, я...

— Ты меня любишь? — он даже не изменил выражение лица, когда спросил.

Нина медлила, она нервно переводила взгляд по комнате, переступила с левой ноги на правую и глубоко вздохнула.

— Да, но ты ведь это знаешь.

— Неужели? Тебе потребовалось время, чтобы ответить на мой вопрос, и ты на самом деле никогда мне об этом не говорила.

Он положил пульт на ночной столик и яростно схватил журнал, который там лежал. Мужчина разъяренно швырнул его в направлении Нины. Она увидела титульную страницу. Фотография Эско и ее, рука об руку, на Стокгольмской дискотеке.

— Ты знаешь, в отличие от журналистов, я вытянул из тебя, что там ничего не происходило.

Нина почувствовала, как в ней снова поднималась тошнота. Отчаянная слеза свободно и тихо побежала по ее щеке. Она взяла журнал и положила его на журнальный столик титульной страницей вниз.

— Я даже поверил тебе, когда ты говорила, что никого нет в твоей жизни, — он яростно вскочил.— Я — никто?

— Нет, Том... позволь мне, пожалуйста... — она понятия не имела, как должна была ему противостоять.