Я толкнула дверь и шагнула внутрь, вдыхая воздух, словно наркоман, принявший дозу. Кинич.

Это должно быть его комната. Над изголовьем кровати висело кованое солнце и в углу около уютного дивана, цвета хаки располагался бар.

Бегущая вода? Я повернула голову налево и заметила дверной проем, окруженный с каждой стороны стеклянной стеной. Вода бежала по стеклу и уходила в щель в полу, создавая эффект таинственного водного экрана. Независимо от того, какой была ванная по ту сторону, она должна быть потрясающей.

Но, несмотря на восхитительный декор и предметы искусства на стенах, относящиеся к доколумбовой эпохе, я сфокусировалась на тумбочке. Что же это божество прячет в ящиках?

Пользовался ли он увлажняющим кремом? В конце концов, он Бог Солнца — дьявольские печеньки, боги не существуют — но все же, от воздействия солнечной энергии он, скорее всего, испытывает сухость. Или он читает грязные журналы? Какие девушки ему нравятся?

Наверняка загорелые.

Я направилась к комоду.

Пенелопа! Сосредоточься! Мама пропала, помнишь!

Я ахнула, поняв, что происходит. Его запах был по истине одурманивающим. Божественная конопля!

Богопля!

Я покинула его комнату и пошла вниз по ярко освещенному коридору, пока не наткнулась, на спорящих в гостиной Кинича и Виктора.

— Я за все свое существование ни о чем не просил Богов, — спорил Виктор. — Я служил. Я был верен и покорен. Я терпел. И теперь я единственный раз прошу, Кинич.

— Отправляться одному это безумие и самоубийство! Что сказано в Книге Оракул? — спросил Ник.

— Ничего. Я просмотрел каждую страницу сотни раз. И нигде я не упоминался, и никогда не буду.

— Ты не знаешь этого наверняка. Возможно, стоит еще раз посмотреть, — утверждал Кинич.

— Спорный вопрос: книга в руках Симил, а ее нигде нет.

— Симил? Зачем она ей, Симил последний человек, которой нужна книга, предсказывающая будущее?

Они говорили о том толстом, кожаном учебнике, который она продолжала изучать, когда я была в ее кабинете? И он предсказывает будущее?

Дьявольские чипсы.

— Не знаю, — холодно заявил Виктор. — Но это не моя забота, в отличие от матери Пенелопы. Я должен отправиться за ней. Даже если это означает разозлить Николло.

О Господи! Они спорят о спасении моей мамы?

— Николло не будет злиться, он придет в ярость! Возможно, он больше никогда не заговорит с тобой снова, — проворчал Кинич, — Жизнь Хелены связана с тобой — ты ее чертов создатель! Она погибнет, если что-то…

Я протискиваюсь между двумя высокими горами мышц.

— Если ты не расскажешь мне, какого черта, здесь твориться, я клянусь Богом… или богами… или… да по фиг чем! Что я тебя уничтожу! Обоих!

Оба мужчины смотрели на меня с любопытством.

— Говори или я проткну тебя, или… или заарканю серебром или то, что тебе не понравиться.

Вместо гнева, раздражения или любой эмоции на мою угрозу навредить ему, глаза Виктора переполняла…

Умиление? Интересно, почему я немного отступила назад.

— Пенелопа, — Виктор смахнул пряди волос с моего лица — я понимаю, что ты не знаешь меня, но ты узнаешь. И до тех пор, ты просто должна доверять мне.

Я покачала головой.

— Но я не…

Кинич встал между нами, как бы утверждая свою территорию.

— А теперь, Виктор, иди. Я даю тебя два дня. Если ты не вернешься, то мне придется рассказать всё Николло. Мы не можем рисковать отношениями с верными ему вампирами, и так он не сможет сосредоточиться на войне.

Прежде, чем я успеваю сказать ещё хоть слово, Виктор исчезает.

— Сукин… — я посмотрела на Ника. — Куда он отправился? Какого черта здесь происходит? Где моя мама?

Схватив меня, Ник прижал меня к нему. Я изо всех сил пыталась освободиться, но он сильнее меня и такой теплый, а его запах такой успокаивающий.

— Я скажу тебе, Пенелопа, но ты должна верить нам, что мы сделаем всё, что от нас зависит, — сказал он, поглаживая мой затылок.

— Просто скажи, — прошептала я.

— Виктор считает, что ему суждено спасти твою маму — что это предназначение его жизни. Она снилась ему на протяжении пяти сотен лет. И… — Он замолчал. — Её везут Мааскаб, увели прямо из-под носа Симил.

— Монстры схватили мою маму?

— Так считает Виктор и я с ним согласен. Сны — это предчувствие.

— Она умрет? — рыдая, спрашиваю я.