Это было бы определенным доказательством того, что я – «свой парень». Это было бесспорно.

Чего я тогда не знала, так это того, как сильно Вселенная любит облачать божественное вмешательство в яркую обертку с синей ленточкой-приманкой. Прошло какое-то время, прежде чем я выяснила это для себя, прежде чем поняла: то, что заманивает нас в приключение, – зачастую полная противоположность того, что выводит нас из него в целости и сохранности.

Я не помню, как приехала в аэропорт или как проходила регистрацию на рейс. Полагаю, в какой-то момент я взвалила свою громадную лыжную сумку на контрольные весы, но я не помню, как это сделала. У меня остались смутные воспоминания о том, как моя сестра взяла на себя роль моего личного шофера, дав мне возможность отдышаться после потока вопросов, которые нервозная энергия моей матери извергала в мой адрес.

Я не помню, во что была одета или что съела на завтрак. Кажется, в завтраке был как-то замешан апельсиновый сок, потому что у меня остались смутные воспоминания о том, как я пролила его на кухонный пол прямо перед холодильником. Подтерла ли я его салфеткой J-cloth? На кухне моей мамы всегда найдется синяя J-cloth.

Я не помню ни один из разговоров в аэропорту, но помню момент, когда моя племянница забралась мне на руки. Время остановилось, когда она обвилась вокруг меня, и на тот короткий миг мы были двумя единственными людьми на планете.

Каждая из маленьких конечностей этого четырехлетнего создания обхватила меня, она держала меня так крепко, как будто это был последний раз, когда она видит меня, мудрую женщину с жилистым 135-фунтовым [5] телом. Было трудно сказать, благословляла ли она меня в долгий путь или умоляла не уезжать. Полагаю, что и то и другое сразу. Мы вдвоем балансировали на линии, разделяющей «до» и «после», и чувство было такое, будто там появился маленький мост, трап, ведущий к выходу. Я спрашивала себя, что случится, если я выберу этот выход, если оставлю, пускай и временно, позади ту жизнь, которой жила. Я беспокоилась, переживая, что дорога назад – та, что в целости приведет меня домой – закроется, перестанет существовать. Я не уверена, что моя племянница об этом знала, но, клянусь, она знала.

Я не помню, когда мы разомкнули объятия, как не помню и того, как проходила кордоны безопасности в аэропорту или как садилась в самолет. У меня еще остались какие-то расплывчатые воспоминания об остановке в аэропорту Далласа, но приземление в Сантьяго, столице Чили, и заезд в отель начисто выпали из моей памяти. Единственным, что я запомнила ясно и четко, было то, что я обедала пиццей с грибами, – потому что я до чертиков люблю пиццу с грибами.

А потом я проснулась следующим утром. Было 15 июля 2010 года.

Кто-то очень громко стучал в дверь моего номера. Я перекатилась на другую сторону кровати и стала шарить по прикроватному столику в поисках часов, которые оставила на нем вчера вечером. В комнате стояла кромешная тьма. Я нажала на кнопку на торце часов, и маленький циферблат озарило свечение. Я прищурила глаза: 6.53.

Дерьмо.

Я проспала, не услышав шестичасового будильника.

Я сбросила с себя одеяло, спрыгнула с кровати на пол и отворила дверь номера. Передо мной стоял маленький мужчина чилиец. Он был молодым, может, лет двадцати, а в его темно-карих глазах проглядывала паника.

«El coche. Su coche esta aqui» [6] , – сказал он.

«Cinco minuto [7] , – сказала я, подняв пятерню, чтобы подтвердить, что в действительности озвучила цифру пять. – Дайте мне пять минут».

Я жестом указала ему на свою лыжную сумку, которую он поспешно схватил. Он выволок ее за дверь и начал тащить по маленькой спиралевидной лестнице. Я была благодарна ему за то, что он избавил меня от хлопот с сумкой.

Я повернулась лицом к комнате, и мои глаза незамедлительно обратились к куче одежды, навешанной на спинку стула. Синие джинсы, белая хлопковая футболка, одна пара розового нижнего белья и спортивный бюстгальтер неоново-желтого цвета. Я стянула с себя пижаму и запихала ее в чемодан, а потом надела всю ту одежду, в которой была днем ранее. Почистила зубы, провела шариковым дезодорантом под каждой из подмышек и бросила сумку с туалетными принадлежностями в чемодан.

Пока надевала часы, мысленно прогоняла себя по воображаемому списку вещей.

Ноутбук, камера, бумажник… паспорт.

Я схватила оставшиеся сумки и поднялась по лестнице.

Перед входом в отель был припаркован большой белый фургон. Мою лыжную сумку уже погрузили в заднюю его часть, а водитель жестом показал, что позаботится об остальных вещах. Дверь с пассажирской стороны была широко открыта, и я увидела троих мужчин, сидевших внутри, каждый из которых приветливо мне ухмылялся. Один из них указал мне на переднее сиденье, которое, по всей видимости, было полностью в моем распоряжении. Я открыла дверь и забралась внутрь.

«Привет. Я Рикардо, – сказал один из парней в фургоне. – Я говорю по-английски. Не волнуйся, мы куда-нибудь заедем, чтобы позавтракать». Сумрак раннего утра сделал лицо Рикардо чуть старше, чем оно было, но румяные щеки и нетерпеливый взгляд выдали его молодость. Ему было двадцать, двадцать пять максимум.

«Это Hugo», – сказал он – буква h осталась беззвучной – указывая на человека с самой широкой улыбкой из всей компании. Лицо Уго было круглым и полным энергии. Его глаза были огромными, над губой виднелись тонкие усики, а гладкую, как шар для боулинга, голову скрывала черная шапочка-бини.