Сердце?

Что это?

То, чего мы лишились...

То, что мы потеряли в тот день, когда увидели Джонни с пистолетом в руках...

А было ли оно у нас вообще?

Являлось ли сердце чем-то большим, чем просто орган, перекачивающий кровь в нашем теле?

Кто знает...

Дверь захлопнулась, а за ней остались и все эти страшные звуки. Ты остался в полной тишине. В полной всепоглощающей тишине посреди пустынного белого коридора.

“Интересно как скоро все это закончится?” — задался Ты вопросом, сам не совсем понимая, о чем же Ты говоришь? Об эвтаназии? О болезнях? О мире? О своей жизни? О чем же?

«Cogito, ergo sum — Мыслю, значит, существую» — это было сказано Рене Декартом...

«Когда я мыслю — я убиваю... себя убиваю», — подумал Ты, отворачиваясь от двери, расставляя руки, изображая ими крылья самолета и начиная идти по самому центру коридора на цыпочках, покачиваясь и не смея сделать лишнего шага вправо или влево, словно Ты шел по невидимой веревке. Шаг за шагом, Ты продвигался вглубь коридора, проходя все новые двери и невольно прислушиваясь. А вдруг все же что-то услышишь? Чужая смерть... Она пугала... Но и пробуждала нездоровое любопытство. Так Ты прошел с десяток дверей, пока не заметил, что одна из них приоткрыта. Звуков оттуда никаких не доносилось. Невольно Ты сошел со своей невидимой тропы и, не опуская рук, подошел к двери ближе. Но в узкую щель ничего толком разглядеть не получалось. Лишь десятки трубок, капельница и прибор, считывающий ритм сердца. Тогда Ты, немного подумав, приоткрыл дверь и заглянул в комнату. Белые стены, белый потолок, белый пол — комната была точно такой же, как и та, в которой лежал брат Мифи. Та же кровать у окна и десятки приборов. Вот только тот, а точнее та, что жила в этой комнате, не корчилась от боли, а всего лишь сидела на кровати, аккуратно сложив руки на коленях и вглядываясь в окно. Услышав тихий скрип двери, девушка оглянулась, и Ты встретился взглядом с большими темно-карими глазами. Незнакомка была не красива: большой рот, вздернутый нос, землистого цвета кожа и глаза с болезненным блеском. Кроме того, девушка была лысой и на ее висках красовались толстые шрамы. Несколько секунд вы просто смотрели друг на друга, после чего девушка внезапно улыбнулась тебе:

— Хочешь зайти, мальчик? — тихо спросила она.

— Нет, но зайду,— хмуро пробормотал Ты, закрывая за собой дверь.

— Ты приехал к своему родственнику? — последовал следующий вопрос.

— Нет, я что-то вроде моральной поддержки...

— Эвтаназия?

Ты на это лишь сдержанно кивнул.

— Хочешь мандарин? — последовал следующий вопрос, и девушка протянула Тебе оранжевый фрукт.

— Не люблю... — отказался Ты, следя за каждым ее движением.

— Думаешь о том, насколько я некрасива? — заулыбалась девушка такому вниманию к себе.

— Нет, хочу понять, чем ты больна.

— У меня сбои на генетическом уровне. Не знаю, что послужило причиной. Врачи тоже не знают. Сначала умерла мать, затем отец, затем старшая сестра. Теперь пришла моя очередь, — спокойно ответила она и вновь отвернулась к окну.

— Тебе больно? — сделав шаг в ее сторону, спросил Ты.

— А тебе? — последовал встречный вопрос.

— Я? Я ничем не болен...

— Но ты мучаешься от боли... я это вижу в твоих глазах, — тихо ответила она, — знаешь... чем ближе мой конец, тем острее я чувствую окружающих меня людей. И как только ты заглянул в мою комнату, первая моя мысль была о том, что ты очень несчастен. Что твоя душа плачет... расскажешь мне, почему?

— Я не плачу... и мне вовсе не больно, — Ты не знал почему, но ее слова тебя злили, — Мне просто скучно!

— Может и так... — не стала спорить девушка, — меня зовут Вайлин, мне двадцать четыре года, я закончила Тосамский Государственный университет и стала отличным ветеринаром...

— Зачем ты все это мне говоришь? — удивленно прервал Ты ее.

— Наконец-то появился кто-то помимо врачей, с кем я могу поговорить... хочу стать бессмертной в твоих воспоминаниях.

— Возможно, я забуду тебя, как только выйду за эту дверь, — тихо признался Ты.

— Это действительно может произойти?

— Вполне...

— У тебя проблемы с памятью?

— Да, постоянные провалы... Зачастую я даже забываю о том, что они у меня есть, а потом вспоминаю вновь... Забавно, не правда ли?

— Ты из-за этого так несчастен?

— Я не несчастен... не из-за этого, — чуть подумав, все же решил ответить ты честно.

— Тогда из-за чего?

— Мне плохо...

— А причина?

— Просто плохо...

— «Просто» ничего не бывает, — возразила она.

— Бывает и намного чаще, чем тебе кажется, — нахмурился Ты в ответ.

— Я завидую тебе, — внезапно прошептала она, повернувшись к Тебе и заглянув в Твои глаза. И только сейчас Ты понял то, что тебя так насторожило в этой некрасивой умирающей девушке. Она была другой. Она не сдавалась. Она... была счастлива?

— Почему ты улыбаешься?

— Рада, что ты зашел ко мне.

— Здесь нечему радоваться, я тебе никто!

— Ты человек... мне этого достаточно... Знаешь, у меня совсем никого не осталось... Мои родители и сестра умерли, пока я следила за ними, приходя в этот же хоспис, я не думала больше ни о чем. У меня не было друзей, ведь все свободное время я тратила на то, чтобы заработать на пребывание моих родных здесь. Хоспис — штука не дешевая, скажу я тебе.

“Почему?”

— А как же ты сама себе оплачиваешь лечение?

— Я продала квартиру и отдала все деньги, которые только у меня были... теперь мне остается надеяться, что я умру раньше, чем эти деньги закончатся.

“Почему ты все еще счастлива?”

— Так ты ждешь своей смерти?

— В некотором роде, хотя... хотя мне бы хотелось пожить еще чуточку больше.

— И поэтому ты завидуешь мне, потому что я буду мучиться в этом гнилом городишке и дальше?

— Мучиться? — ее взгляд внезапно стал колким, — Знаешь... я ненавижу подростков... вы такие глупые...