Сам Константин сознавал возможность успеха только в чрезвычайно скорой атаке на рассеянные в верхнеитальянских стоянках легионы и в смелом походе прямо на Рим. В этом же смысле высказались полковники и военные трибуны; командующий флотом ручался за взятие Корсики и Сардинии, равно и за доставку провианта для сухопутной армии, и только что Константин хотел повторить знаменитые слова Цезаря: «Alea jacta est» (жребий брошен) – как в заседание явился Гордиан с венком из цветов на голове и с жезлом гадания в руке.

– Согласно твоему повелению, божественный император, – сказал он, – мы старались по внутренностям животных, принесенных в жертву, узнать волю вечно управляющих богов. Да удастся тебе все, что для тебя счастливо, полезно и выгодно, однако знай, что знаки неблагосклонны и богам неугодно твое предприятие.

Это неожиданное заявление имело на собрание такое влияние, как ночной мороз на молодые цветы.

Все молча и вопросительно смотрели друг на друга, – такое глубокое впечатление произвели эти слова на самого Константина. Мучительная тишина воцарилась в военном собрании; кто осмелился бы идти против воли богов? Аниций Паулиний, римский сенатор, был вне себя от скорби и негодования.

– Нет, нет! – кричал он. – Боги не могут желать, чтобы тот мерзавец больше топтал Рим ногами. Или знаки ошибочно изложены, или пусть Олимп ищет себе поклонников в другом народе!

– Да простят тебе боги, ради твоей скорби, твое преступное богохульство! – ответил Гордиан с горьким упреком. – Как ты можешь измерять определения богов? Знаки верно изложены, и придет день, в который божественный Константин узнает, что боги охранили сегодня своего любимца от опасной отваги, чтобы вести его по более верному пути к большей силе и славе!

Хотя слова Паулиния нашли одобрение и согласия многих полководцев, все-таки теперь большая часть из них, вследствие объяснения Гордиана, смотрела совсем другими глазами на большие опасности предприятия. Поэтому один советовал собрать все военные силы, имеющие обязанность защищать границы вдоль Рейна, чтобы не уступать превосходству сил неприятеля, другой видел только в союзе с монархами востока возможность успеха: третий же находил единственно верным не пускаться против воли богов.

На другое утро все были поражены удивительным знамением, которым было отмечено взошедшее над войсками солнце. Прямо над светилом воссияло словно бы золотое перекрестие с округлой петлею наверху. Все стояли в безмолвии, не зная, что и подумать. И только одного молодого центуриона вдруг осенила истина.

При виде небесного явления Кандид пал на колени, поднял руки и со слезами на глазах воскликнул:

– Да здравствует величественный знак Господа моего, наша единственная надежда! Если ты нам светишь, то кто может нам сопротивляться?

Потом он поднялся и, торжествуя в блаженном удовольствии, сказал Константину, смотревшему с немым увлечением на это видение:

– Да, император мой. Этим знаком победишь! Не человеческие уста, а само небо предсказывает тебе это. Перед этим знаком дрожат демоны ада, и враги твои также бессильно падут наземь перед ним.

– Я узнаю, – ответил Константин, – что знак состоит из греческих букв X (хи) и Р (ри), однако я напрасно спрашиваю себя, какое значение могла бы иметь эта монограмма.

Кандид только что хотел дать христианское объяснение знака, как Гордиан предупредил его.

– Божественный повелитель, – сказал он громким голосом, чтобы все окружающие могли слышать, – по правилам гадания высший оракул уничтожает низший, небесное знамение уничтожает знак в принесенных в жертву животных. Истинно ты избранный любимец богов, которые посрамили коварство враждебных демонов и уничтожили их недобрые знаки этим сияющим небесным видением. Вот их толкование и объяснение: великий Митра, которого ты и твоя армия почитаете как sol invictus, как непобедимого и всепобеждающего бога солнца, должен быть твоим знаком и путеводителем. Эта монограмма не что другое, как согласные буквы слова «XAIPE» («Хвала тебе!»), и это слово вместе с обоими другими гласит: «Если ты изберешь Митру, всепобеждающего бога солнца, своим путеводителем, будет тебе блестящая победа и всякое благо».

После этих слов Гордиан бросил на Кандида злобный, косой взгляд, и торжествующая улыбка заиграла на его губах, когда окружавшие императора офицеры, радуясь перемене знаков, воскликнули:

– Omen accipimus, принимаем благосклонное предзнаменование, да ведет нас Митра к победе!

И когда послышалось в армии все более распространяющееся радостное восклицание воинов:

– Omen accipimus; идем на Рим, идем на Рим! – Константин один стоял еще в нерешительности.

Толкование жреца его не удовлетворило, вопросительно смотрел он на монограмму, блестевшую над солнцем. Нет, не на солнце, а на знак над солнцем указывают слова: «Сим победишь».

Даже старый Ерок, только наполовину понимавший объяснение Гордиана, так как он владел греческим языком еще хуже, чем латинским, задумчиво смотрел на чудное видение и желал бы иметь одного из друидов, своих галльских жрецов, который дал бы ему лучшее толкование таинственного рунического письма.

Кандид, пристально смотревший на императора, угадал его мысли и, подойдя к нему и вынув из-за пазухи tessera – знак христианина, на котором была выгравирована та самая монограмма, показал его Константину и сказал: