Шрифт:
Во время выздоровления короля мать пыталась говорить с ним о Ришелье, и, похоже, именно ее действия стали причиной того, что король снова на неделю впал в лихорадку. Когда она вернулась к попыткам оказать на него давление, он ответил ей так же, как в августе: Ришелье — лучший слуга Франции, которого она когда-либо знала. Людовик отложил все споры до возвращения в Париж. Он выехал вместе с Ришелье 19 октября и получил в Роане текст Регенсбургского договора. Людовик решил продолжить путешествие, оставив Ришелье дожидаться королевы-матери, Марийака и Бутийе, чтобы провести заседание совета. Марийак хотел ратифицировать договор, но большинство было против него. Ришелье регулярно получал письма от королевского медика, а затем и от самого короля, который выздоровел настолько, что смог проскакать галопом от Версаля до Парижа.
Ришелье сопровождал Марию Медичи в ее путешествии на корабле, и они неплохо ладили друг с другом. Королева-мать предложила Ришелье сесть в ее карету. Военный мемуарист Фонтене-Марей справедливо считает, что она притворялась — из ее переписки нам известно, что она требовала отстранения Ришелье от дел. 5 ноября Ришелье прибыл в Фонтенбло. Мария Медичи вернулась в Париж, чтобы готовить вместе с Марийаком отставку Ришелье, а сам он направился в Сен-Жермен, в то время как король находился в Версале, где охотился и откуда посылал кардиналу предупреждения о том, что его мать не изменила своего отношения к нему. В Лувре шел ремонт. Мария Медичи отправилась к себе домой, в Люксембургский дворец.
9 ноября Ришелье хотел побеседовать с королем, но его попросили подождать. Король сам приехал в Париж, остановившись неподалеку от матери, на улице Турнон, и Ришелье, терзаемый тревогой, отправился в Малый Люксембургский дворец. Лично представ перед Марией Медичи, он снова получил холодный прием. В воскресенье 10 ноября король навестил свою мать, которая приказала запереть все двери. [162] Затем она потребовала отставки Ришелье, сказав, что король должен выбирать между нею и кардиналом. Когда их беседа с королем с глазу на глаз достигла высшего накала, без стука в комнату вошел Ришелье.
162
У нас есть по меньшей мере семь свидетельств из первых рук о том, что произошло, — самого Ришелье, Гастона Орлеанского, Бассомпьера, Фонтене-Марея, Монгла, Бриенна и мадам де Мотвиль. Есть также рассказ Сен-Симона, почти наверняка основанный на письменном свидетельстве непосредственного очевидца, переданном мемуаристу его отцом, фаворитом короля и камер-юнкером, которому Жорж Монгредьен очень доверяет (Georges Mongr'edien. La Journ'ee des Dupes. Paris, 1961).
Ришелье, конечно же, предупредили, что король остался наедине со своей матерью, и он немедленно понял, что Мария Медичи, должно быть, требует его отставки. Она лично уволила всех тех из своего окружения, кто был назначен или рекомендован Ришелье, в том числе и его племянницу мадам де Комбале, которая в слезах попалась ему навстречу. Он хорошо знал план этого здания еще с тех пор, когда находился на службе у Марии Медичи. В трех свидетельствах современников говорится, что Ришелье почти не сомневался в том, что дверь за лестницей, ведущей из часовни наверх, должна быть открыта. [163]
163
Эти три свидетельства оставлены Бассомпьером, Фонтене-Мареем и Марией Медичи. Ришелье подтверждает в своем письме, которое, похоже, ускользнуло от внимания историков, что именно благодаря незапертой двери он и смог войти: «Благодаря Божьей помощи, одна дверь оказалась незапертой, и это позволило мне защитить себя, когда казалось, что все ведет к моей гибели» (письмо Ришелье, написанное Шавиньи и де Нуайе приблизительно 25 мая 1642 г. (Lettres. Ed. Avenel. Vol. VI. Letter CCCCLXX).
Мадам де Мотвиль дает великолепный отчет о ярости Марии Медичи и шквале оскорблений и диких обвинений, которыми она разразилась. Ришелье, переполняемый эмоциями, упал на колени и зарыдал. Он дошел до того, что предложил публично извиниться за преступления, которых он не совершал, и вновь подтвердил свою благодарность за все, что королева-мать сделала для него. Не желая униматься, она спросила у короля, предпочтет ли он своей матери слугу. Ни на кого из мемуаристов нельзя положиться полностью, но три из них — Бриенн, Фонтене-Марей и Витторио Сири, почерпнувший свои сведения у Сен-Симона, — сообщают нам, что Ришелье сразу же попросил отставки.
Королю, наконец, удалось унять эмоции своей матери, и он велел Ришелье встать и уйти. Затем он сам удалился и, сделав вид, что не заметил Ришелье во дворе, уехал в своей карете. Марийак с целой группой придворных устремился в Люксембургский дворец, где королева-мать сообщила им о своем ультиматуме. Либо уходит Ришелье, либо она. Это был день поздравлений и вздохов облегчения. Победа Марии Медичи казалась несомненной.
Ришелье тоже так считал и готовился уехать в Гавр, губернатором которого он был, объявив о своем решении мадам де Комбале и Бутийе. Этим же вечером он намеревался отправиться в Понтуаз. По рассказу Таллемана, сведения которого подтверждают Бриенн, Монгла и Фонтене-Марей, прибыл Ла Валетт и предложил ему более разумное решение. Ришелье следует поехать в Версаль, где он сможет по меньшей мере оправдать себя, а в случае, если король проявит к нему благосклонность, как предполагал Ла Валетт, то и поспособствовать дальнейшему укреплению подобного чувства. Приходили и другие лица, выражавшие согласие с мнением Ла Валетта, и тут доставили послание от короля, который хотел видеть Ришелье.
Король, покинув Люксембургский дворец, вернулся на улицу Турнон, где бросился на постель, уязвленный, по словам мадам де Мотвиль, в основном тем, что мать в его присутствии не смогла соблюсти протокола. Затем он приготовился отправиться в Версаль, который тогда еще был простым охотничьим замком, и послал Сен-Симона в Малый Люксембургский дворец, чтобы тот передал Ришелье повеление явиться туда. Сен-Симон отдал записку Ла Валетту, который вручил ее адресату и отправился вместе с ним на улицу Турнон к королю, который к этому моменту уже немного успокоился. В Версале король и Сен-Симон с двумя камергерами уже ждали Ришелье и Ла Валетта. Ришелье упал на колени, поблагодарил короля, который с любовью помог ему подняться и сказал, как признателен он за все, что Ришелье сделал для его матери, и как решительно настроен сейчас защитить Ришелье от клики врагов, которая воспользовалась благосклонностью Марии Медичи.
Ришелье снова опустился на колени и расплакался, когда король сказал о своем намерении и впредь пользоваться его услугами. Людовик снова поднял его на ноги, попросил его остаться на ночь и отпустил всех остальных. Ришелье позже поведал двум своим соратникам, Сирмону и Гурону, о своем ответе королю: несмотря на безмерную благодарность, он предпочел бы уйти в отставку, чтобы не стать причиной ухудшения отношений между Людовиком и его матерью. Король отверг это предложение отчасти потому, что советы Ришелье более ценны для Франции, чем советы его матери, а отчасти (как ему нравилось думать) потому, что зло идет не от Марии Медичи, а от окружающей ее клики, с которой он намерен разделаться. На следующий день Ришелье письменно, в весьма эмоциональной форме, подтвердил свою преданность королю и согласился с его повелением остаться на своем посту.