Тридцатилетняя война была отвратительной. Известны факты каннибализма, вызванного крайним голодом. Армия Брезе, соединившаяся с голландцами, была повинна в надругательствах и зверствах. В войсках царило разложение, а бельгийцы, присоединившиеся к войне против испанцев, посылали в отместку мешки с отрезанными человеческими ушами потрясенному маркизу де Айтона. Франция оказалась в критическом положении, когда Карлу Лотарингскому удалось с боями прорваться между армиями де Ла Форса и де Ла Валетта. Сам де Ла Валетт вынужден был отступить, оставив нижнерейнские города имперским силам, а его солдатам пришлось питаться виноградными листьями, капустой и всеми съедобными кореньями, какие только удавалось найти. Страсбург выгнал три тысячи голодающих солдат умирать в поля. Дезертиры из всех армий мародерствовали в деревнях, а Оксеншерна не видел выгоды в том, чтобы прийти французам на помощь.

Людовик XIII был крайне удручен и обвинял во всем Ришелье, который был вынужден удержать короля от принятия на себя командования армией в Лотарингии. То, что король мог увидеть, приехав к своим войскам, повергло бы его в еще более мрачное расположение духа, нежели это сделали настойчивые уверения Ришелье, что командовать армией на северо-востоке следует назначить графа Суассонского. Затем король лично возглавил поход на расположенный в пятидесяти километрах к западу от Нанси Сен-Мийель, который объявил о своей верности Карлу Лотарингскому и был осажден войсками графа. Ришелье был слишком болен, чтобы сопровождать короля, но послал вместе с ним Сегье и Леона Бутийе, сына Клода, вскоре после этого ставшего графом де Шавиньи, — двух министров, которым всецело мог доверять. Граф Суассонский был недоволен вмешательством короля, но Сен-Мийель пал как раз вовремя, чтобы предотвратить конфронтацию. Его тысячный гарнизон был приговорен к отправке на галеры, но семьсот человек сбежали и начали терроризировать окрестности. Самому королю пришлось отступить еще на семьдесят километров к западу, к Сен-Дизье.

На юге дела шли не лучше. В Средиземном море двадцать два испанских галеона бороздили прибрежные воды Франции, испанцы заняли и начали укреплять Леринские острова, расположенные в пределах видимости из Канна. План наступления на Милан провалился, когда французско-савойские войска, двигавшиеся от Пиньероля для соединения с де Роганом, который должен был прибыть из Вальтеллины, были остановлены. Тем временем Ришелье приходилось удерживать короля от потенциально саморазрушительной вспышки ярости, направленной против парламента, который препятствовал новым военным налогам всеми возможными законными способами.

Парламент чинил препятствия с 1630 г., в основном тем, что не регистрировал указы короля (в том числе и тот, который придавал поместью Ришелье статус герцогства-пэрства). Положение самого Ришелье оказалось бы под угрозой, если бы парламент взбунтовался всерьез, но, выступив 17 января 1634 г. с длинной речью по поводу отставки Шатонефа, он смог добиться от его членов определенной поддержки. Необходимость установления военного налога и неспособность населения нести эту ношу породили новую волну протеста в конце 1635 г. Король открыто проявлял свое негодование. Парламент отказался зарегистрировать сорок два новых эдикта, создающих должности, плата за которые помогла бы собрать необходимые деньги, но в декабре король разрешил эту задачу, прибегнув к процедуре lit de justice. [233] В январе 1636 г. было арестовано несколько членов парламента, и потребовалось все недюжинное мастерство Ришелье, для того чтобы избежать серьезной конфронтации, которая могла бы стоить Людовику XIII его трона.

С другой стороны, ему удалось добиться единства внутри малого совета, в состав которого входили Бюльон, с 4 августа 1632 г. являвшийся суперинтендантом финансов совместно с Клодом ле Бутийе, Сюбле де Нуайе и Сегье, хотя король вел себя с Ришелье капризно, вмешивался лично в совершенно формальные дела, а Бюльон иногда через голову Ришелье обращался непосредственно к Людовику XIII. Людовик, в свою очередь, рассматривал себя как хранителя благополучия своего народа, настаивал на том, чтобы ставить личную подпись на все важные документы и позволял себе сгоряча выказывать обиду, негодование и дурное расположение духа.

Военная ситуация осложнилась еще больше, когда испанская армия под командованием принца Томмазо Савойского напала в июле 1636 г. на Северо-Восточную Францию, 9 июля после семи дней осады взяла Ла-Капель, а 25 июля, всего лишь через два дня после начала штурма, — Ле-Катле. В начале августа они перешли Сомму. Мосты через Уазу были разрушены, и жители Парижа внезапно почувствовали опасность, достаточную для того, чтобы, тесно сплотившись, встать на оборону города и принять участие в этой войне. Парламент проголосовал за финансовые субсидии, гильдии ремесленников и университет предложили свои услуги и свое имущество, а районы мобилизовали всех способных держать оружие мужчин. Крестьяне Гиени, бунтовавшие против введения новых налогов, предложили сложить оружие, чтобы освободить солдат для защиты Парижа. Корби, расположенный в ста тридцати километрах от Парижа, пал на восьмой день, и Ришелье, чей сад в Пале-Кардинале потребовал в свое время разрушения части городских стен, пребывал в состоянии, близком к отчаянию, — его поддерживали только духовные увещевания отца Жозефа. Губернаторы сдавшихся крепостей были заочно осуждены и символически четвертованы. [234]

Томмазо Савойский продвигался медленно и осторожно, тем самым позволив де Ла Форсу собрать тридцатитысячное войско, по преимуществу необученное. Гастон, снова ставший популярным во Франции, собрал еще 4000 человек и был назначен главнокомандующим, а его заместителем стал граф Суассонский. Ему удалось с ходу овладеть городом Руа в Пикардии. Но вскоре затяжные дожди замедлили наступление, и он решил осадить Корби, превращенный испанцами в крепость. На этом этапе прибыл Людовик XIII, чтобы в третий раз взять на себя командование вместо брата, которому Ришелье написал из Амьена, советуя дожидаться распоряжений Людовика. Гастон в обиде удалился, но Ришелье помешал ему забрать с собой приведенных им восемьсот дворян. Ришелье сам принял капитуляцию Корби 14 ноября, распорядившись казнить на рыночной площади двух жителей города, сотрудничавших с испанцами. Гастон, чьей заслугой по сути являлась эта победа, был взбешен теми почестями, которые воздавали за взятие города Людовику и Ришелье.

Группа офицеров составила заговор с целью убить Ришелье в Амьене. Его инициаторы, судя по всему, тщетно пытались вовлечь в него и Гастона, и графа Суассонского, который был вызван королем в Париж. Гастон, приехавший в Париж, чтобы поздравить брата, встретился там с графом. Гастону был понятен зловещий смысл этого вызова, и они с графом решили спешно уехать. Позднее граф Суассонский попытался убедить Гастона приехать к нему в седанское имение герцога Буйонского, сына гугенотского вождя, но связь между Седаном и дворцом Гастона в Блуа была пресечена Ришелье, а несколько посланцев Гастона были схвачены.